Марк Розовский: гостеатры России — сокровищница великой русской культуры

Марк Розовский © Михаил Джапаридзе/ТАСС
© Михаил Джапаридзе/ТАСС

3 апре­ля худо­же­ствен­ный руко­во­ди­тель теат­ра «У Никит­ских ворот» режис­сер Марк Розов­ский отме­ча­ет 80-летие. На сце­не в этот юби­лей­ный день дра­ма­тург пред­ста­вит новую био­гра­фи­че­скую пье­су «Папа, мама, я и Ста­лин». В интер­вью ТАСС Розов­ский поде­лил­ся раз­мыш­ле­ни­я­ми о пре­мье­ре, буду­щем и насто­я­щем госу­дар­ствен­ных теат­ров.

ИТАР-ТАСС

— Марк Гри­го­рье­вич, рас­ска­жи­те, пожа­луй­ста, о новой пье­се, кото­рую вы пока­же­те зри­те­лю 3 апре­ля. О чем она?

— Этот спек­такль создан на доку­мен­таль­ной осно­ве, как прак­ти­че­ски все мои послед­ние пье­сы. Наше вре­мя настоль­ко ост­ро­сю­жет­ное, что про­сит­ся на сце­ну очень мно­гое из того, что про­ис­хо­дит вокруг нас каж­дый день. Ново­го в этом под­хо­де нет, так рабо­та­ла вся рус­ская клас­си­ка, если так мож­но нескром­но выра­зить­ся.

В один пре­крас­ный день раз­дал­ся зво­нок: «С вами гово­рят из Коми­те­та гос­бе­зо­пас­но­сти». Я испы­тал неко­то­рый тре­пет

Инте­рес­на сама по себе исто­рия полу­че­ния доку­мен­тов из архи­вов спец­служб. Неко­то­рое вре­мя назад осу­ществ­ля­лась про­грам­ма «Воз­вра­щен­ные име­на», бла­го­да­ря кото­рой все дети репрес­си­ро­ван­ных и реа­би­ли­ти­ро­ван­ных людей — а это мил­ли­о­ны чело­век — полу­чи­ли пра­во озна­ко­мить­ся с дела­ми сво­их роди­те­лей и род­ствен­ни­ков, постра­дав­ших во вре­мя ста­лин­ских репрес­сий.

Осу­ществ­ле­ние гума­ни­сти­че­ской про­грам­мы было огром­ной и очень непро­стой рабо­той: в нее были вклю­че­ны спец­служ­бы, кото­рые вла­де­ют все­ми архи­ва­ми НКВД. Тогда я обра­тил­ся к сво­е­му дру­гу юри­сту, кото­рый напи­сал от мое­го име­ни офи­ци­аль­ное пись­мо в соот­вет­ству­ю­щие орга­ны для полу­че­ния архив­ных доку­мен­тов.

В один пре­крас­ный день раз­дал­ся зво­нок: «С вами гово­рят из Коми­те­та гос­бе­зо­пас­но­сти». Я испы­тал неко­то­рый тре­пет. При этом очень любез­ный голос сооб­щил, что дело мое­го отца на Лубян­ке и я могу прий­ти на Куз­нец­кий Мост в читаль­ный зал.

Два меся­ца про­хо­дил туда как на рабо­ту. Полу­чил несколь­ко томов дела отца, кото­рое из Кам­чат­ско­го архи­ва НКВД при­сла­ли в Моск­ву. Каж­дую стра­ни­цу это­го мол­ча­ли­во­го чте­ния я осы­пал внут­рен­ни­ми и насто­я­щи­ми сле­за­ми, я читал доку­мент эпо­хи.

Мно­гие в нашей теат­раль­ной сфе­ре оза­бо­че­ны тем, что­бы раз­ру­шить этот самый госте­атр. И госте­атр волей-нево­лей раз­ва­ли­ва­ет­ся. С каж­дым годом его тяже­лее дер­жать и тем более руко­во­дить

Дело было боль­шое — несколь­ко папок, неко­то­рые стра­ни­цы были запе­ча­та­ны сур­гу­чом. Когда я спро­сил глав­но­го архи­ви­ста этой орга­ни­за­ции Васи­лия Хри­сто­фо­ро­ва, поче­му же я не могу про­чи­тать неко­то­рые гла­вы, он мне ска­зал, что это каса­ет­ся тре­тьих лиц. Что за тре­тьи лица, думал я…

И понял, что, види­мо, это были доно­сы или про­то­ко­лы пыток. Суть мне была ясна из откры­тых частей томов, даже име­на донос­чи­ков я там уви­дел. Все это изу­чил и понял самое глав­ное — отец мой не при­знал­ся ни в чем и остал­ся жив. Все это вош­ло в пье­су. Смот­ри­те ее и раз­мыш­ляй­те.

Что еще важ­но ска­зать? Конеч­но, я зани­мал­ся исто­ри­ей сво­ей семьи, но глав­ным для меня было в рабо­те и над кни­гой, и над пье­сой вовсе не жела­ние навя­зать свою исто­рию обще­ству в 2017 году, а преж­де все­го жела­ние рас­по­знать меха­низ­мы той эпо­хи. Моя исто­рия част­ная, кру­пин­ка, но таких исто­рий мил­ли­он.

И я не один, кто вос­ста­но­вил ее в про­из­ве­де­ни­ях. Есть в «Совре­мен­ни­ке» спек­такль «Кру­той марш­рут». Есть вели­кий Алек­сан­др Сол­же­ни­цын как пер­во­ис­точ­ник, он был пер­вым, кто заго­во­рил на эту тему в нашей стра­не.

Театр — это храм, театр — это гнез­до, это кол­лек­тив еди­но­мыш­лен­ни­ков! Мы выстра­да­ли эту систе­му коор­ди­нат

Поче­му я обра­тил­ся к этой теме? Сего­дня, когда воз­ник­ли пора­зи­тель­ные тен­ден­ции, когда в обще­стве слыш­на под­держ­ка ста­ли­низ­ма, меня это взвол­но­ва­ло. Я стою на опре­де­лен­ных граж­дан­ских пози­ци­ях.

Пыта­юсь с помо­щью прав­ды — а что может быть прав­ди­вее доку­мен­та — пред­ста­вить обще­ству свою лич­ную исто­рию. Когда мы гово­рим о репрес­си­ях, рас­стре­лах, о том, что про­изо­шло, когда заду­мы­ва­ешь­ся над доку­мен­та­ми, ты при­хо­дишь к выво­ду, что ста­лин­щи­на — это еще и раз­ру­ше­ние семей репрес­си­ро­ван­ных, без­от­цов­щи­на, это несча­стье, кото­рое при­ш­ло в дом прак­ти­че­ски к каж­до­му. Жиз­ни всех близ­ких репрес­си­ро­ван­ных были раз­ру­ше­ны.

— Марк Гри­го­рье­вич, давай­те пого­во­рим о дне сего­дняш­нем. Вы руко­во­ди­те госте­ат­ром в самом серд­це Моск­вы дол­гие годы. Как сей­час живет этот уни­каль­ный куль­тур­ный инсти­тут?

— Я руко­во­жу госте­ат­ром с 1991 года, уже 26 лет. Сего­дня сам инсти­тут госте­ат­ра под­вер­га­ет­ся боль­шим напад­кам, есть тен­ден­ция к его раз­ру­ше­нию. Госте­атр при­шел в нашу жиз­нь, в наш соци­ум, кото­рый цели­ком стро­ит­ся на рыноч­ных отно­ше­ни­ях. Совер­шен­но уни­каль­ное явле­ние — ни в одном госу­дар­стве мира нет 800–900 госте­ат­ров, полу­ча­ю­щих дота­цию от госу­дар­ства. При этом госу­дар­ство нам гово­рит — рабо­тай­те в бес­цен­зур­ном про­стран­стве.

Мно­гие в нашей теат­раль­ной сфе­ре оза­бо­че­ны тем, что­бы раз­ру­шить этот самый госте­атр. И госте­атр волей-нево­лей раз­ва­ли­ва­ет­ся. С каж­дым годом его тяже­лее дер­жать и тем более руко­во­дить.

Я пошел в ГИТИС и даже про­шел до тре­тье­го тура, но меня туда не при­ня­ли. Мно­го поз­же я стал про­фес­со­ром это­го ува­жа­е­мо­го вуза и шутил, мол, не взя­ли, а тепе­рь-то я вам ото­мстил!

Хочу под­черк­нуть, госте­ат­ры Рос­сии — это сокро­вищ­ни­ца вели­кой рус­ской куль­ту­ры, это вели­кое дости­же­ние, и в этом наше колос­саль­ное отли­чие, нель­зя это­го терять ни в коем слу­чае. Обще­ство заин­те­ре­со­ва­но в том, что­бы куль­ту­ра раз­ви­ва­лась, а обя­зан­но­сть госу­дар­ства — под­дер­жи­вать куль­ту­ру в нашей стра­не, и не с помо­щью оста­точ­но­го прин­ци­па, а нуж­но создать усло­вия.

Какие же усло­вия? Ска­жу. При­ми­те нор­маль­ный закон о меце­нат­стве, в кото­ром появит­ся самое глав­ное — биз­не­су будут поло­же­ны льго­ты, если они будут давать день­ги на куль­ту­ру. Сей­час биз­нес зани­ма­ет­ся не меце­нат­ством, а бла­го­тво­ри­тель­но­стью.

Кому дадут, а кому не дадут, как на папер­ти, кому-то дадут мно­го, кому-то ниче­го, пото­му у нас и раз­ве­лись «теат­ры-оли­гар­хи», «теат­ры сред­не­го клас­са» и «теат­ры-бом­жи». Я гор­жусь, что руко­во­жу госте­ат­ром, пото­му что воз­мож­но­сти с точ­ки зре­ния куль­ту­ры пре­вос­хо­дят любые дру­гие фор­мы теат­раль­но­го дела. Я могу делать ансамбль! Театр — это храм, театр — это гнез­до, это кол­лек­тив еди­но­мыш­лен­ни­ков! Мы выстра­да­ли эту систе­му коор­ди­нат.

— Марк Гри­го­рье­вич, вы закон­чи­ли жур­фак МГУ и даже рабо­та­ли в СМИ, рас­ска­жи­те, пожа­луй­ста, про свой твор­че­ский путь в про­фес­сию теат­раль­но­го режис­се­ра?

— У меня был свой путь, своя исто­рия. Я пошел в ГИТИС и даже про­шел до тре­тье­го тура, но меня туда не при­ня­ли. Мно­го поз­же я стал про­фес­со­ром это­го ува­жа­е­мо­го вуза и шутил, мол, не взя­ли, а тепе­рь-то я вам ото­мстил!

Когда-то я про­чи­тал у Все­во­ло­да Мей­ер­холь­да, что буду­щее теат­ра при­над­ле­жит диле­тан­там и теат­ру эст­рад­ных сред­ств. Когда про­чи­тал, чуть не под­прыг­нул от сча­стья

Посту­пил на жур­фак, делал капуст­ни­ки, мно­го читал. Мне очень повез­ло в этом смысле. По сей день я гор­жусь тем, что поста­вил огром­ное коли­че­ство рус­ских клас­си­ков. В сво­ем теат­ре я поста­вил 130 пьес.

После жур­фа­ка рабо­тал на радио редак­то­ром, рабо­тал в жур­на­ле «Юно­сть» — воз­глав­лял отдел сати­ры и юмо­ра. Окон­чил выс­шие сце­нар­ные кур­сы, учил­ся у клас­си­ка дра­ма­тур­ги­ии Алек­сея Арбу­зо­ва, 12 лет суще­ство­ва­ла сту­дия «Наш дом», кото­рою мы созда­ли вме­сте с Али­ком Аксель­ро­дом и Ильей Рут­бер­гом.

Мы все объ­еди­ни­лись и реши­ли делать серьез­ный театр эст­рад­ных форм. Когда-то я про­чи­тал у Все­во­ло­да Мей­ер­холь­да, что буду­щее теат­ра при­над­ле­жит диле­тан­там и теат­ру эст­рад­ных сред­ств. Когда про­чи­тал, чуть не под­прыг­нул от сча­стья, ведь сту­дия «Наш дом» и была в том числе теат­ром эст­рад­ных сред­ств!

Это был театр, в кото­ром я ста­вил Гого­ля, Алек­сея Тол­сто­го, Сал­ты­ко­ва-Щед­ри­на. Это был театр, где лите­ра­ту­ра пре­об­ра­жа­лась в визу­аль­но бога­тое зре­ли­ще, это был экс­пе­ри­мент, это были наход­ки не толь­ко мои, но и кол­лек­тив­ные. Это были мои уни­вер­си­те­ты…

Когда я при­шел в Боль­шой дра­ма­ти­че­ский театр к Геор­гию Тов­сто­но­го­ву, у меня уже был колос­саль­ный опыт поста­но­воч­ный. При этом я не был тари­фи­ци­ро­ван­ным режис­се­ром, не имел теат­раль­но­го обра­зо­ва­ния, я был, по сути, про­хо­жий, кото­ро­го он взял. Он про­тя­нул мне руку, я счи­таю его сво­им учи­те­лем. Мне повез­ло выявить свой талант, и в этом меня под­дер­жал Тов­сто­но­гов.

— Сего­дня в теат­раль­ной сре­де гово­рят о новой идее гран­то­во­го финан­си­ро­ва­ния теат­ров, как вы счи­та­е­те, полу­чит ли она под­держ­ку сре­ди руко­вод­ства госте­ат­ров?

— Худо­же­ствен­ный мир теат­ра тре­бу­ет равен­ства воз­мож­но­стей, театр на 200 мест и театр с импе­ра­тор­ской сце­ной на 800 мест дол­жен пред­ста­вить зри­те­лю оди­на­ко­во достой­ные деко­ра­ции, пер­во­класс­ных, хоро­шо опла­чи­ва­е­мых акте­ров. А гран­ты? Ну смот­ря какие гран­ты… Но ведь гран­ты мож­но кому-то давать, а кому-то и не давать?

Не дали — театр погиб, это спо­соб угро­бить… Тогда умень­шит­ся коли­че­ство теат­ров в Москве. Обще­ство будет обма­ну­то, ведь мы назы­ва­ем себя теат­раль­ной сто­ли­цей мира! Наде­юсь на даль­ней­шую под­держ­ку теат­ров госу­дар­ством.

Бесе­до­ва­ли Игорь Векслер и Алек­сандра Уру­со­ва