Высказывания великих людей о Сталине

Иосиф Виссарионович Сталин
Иосиф Виссарионович Сталин

Тщетно пытаюсь себе представить, какая еще, кроме Сталина, историческая личность при непосредственном знакомстве могла бы оказаться столь непохожей на сотворенный о ней миф

Источ­ник

Шарль де Голль (Франция)

«Ста­лин имел колос­саль­ный авто­ри­тет, и не толь­ко в Рос­сии. Он умел «при­ру­чать» сво­их вра­гов, не пани­ко­вать при про­иг­ры­ше и не насла­ждать­ся побе­да­ми. А побед у него боль­ше, чем пора­же­ний.

Ста­лин­ская Рос­сия – это не преж­няя Рос­сия, погиб­шая вме­сте с монар­хи­ей. Но ста­лин­ское госу­дар­ство без достой­ных Ста­ли­ну пре­ем­ни­ков обре­че­но…

…Ста­лин раз­го­ва­ри­вал там (в Теге­ра­не. – Ред.) как чело­век, име­ю­щий пра­во тре­бо­вать отче­та. Не откры­вая двум дру­гим участ­ни­кам кон­фе­рен­ции рус­ских пла­нов, он добил­ся того, что они изло­жи­ли ему свои пла­ны и внес­ли в них поправ­ки соглас­но его тре­бо­ва­ни­ям. Рузвельт при­со­еди­нил­ся к нему, что­бы отверг­нуть идею Чер­чил­ля о широ­ком наступ­ле­нии запад­ных воору­жен­ных сил через Ита­лию, Юго­сла­вию и Гре­цию на Вену, Пра­гу и Буда­пешт. С дру­гой сто­ро­ны, аме­ри­кан­цы в согла­сии с Сове­та­ми отверг­ли, несмот­ря на насто­я­ния англи­чан, пред­ло­же­ние рас­смот­реть на кон­фе­рен­ции поли­ти­че­ские вопро­сы, касав­ши­е­ся Цен­траль­ной Евро­пы, и в осо­бен­но­сти вопрос о Поль­ше, куда вот-вот долж­ны были всту­пить рус­ские армии.

Бенеш инфор­ми­ро­вал меня о сво­их пере­го­во­рах в Москве. Он обри­со­вал Ста­ли­на как чело­ве­ка, сдер­жан­но­го в речах, но твер­до­го в наме­ре­ни­ях, име­ю­ще­го в отно­ше­нии каж­дой из евро­пей­ских про­блем свою соб­ствен­ную мысль, скры­тую, но впол­не опре­де­лен­ную.

Уэн­дель Уил­ки дал понять, что Чер­чилль и Гар­ри­ман вер­ну­лись из сво­ей поезд­ки в Моск­ву неудо­вле­тво­рен­ны­ми. Они ока­за­лись перед зага­доч­ным Ста­ли­ным, его мас­ка оста­лась для них непро­ни­ца­е­мой» (Де Голль Шарль. Воен­ные мему­а­ры. Кн. II. М., 1960, с. 235–236, 239, 430).

Антони Иден (Великобритания)

«Ста­лин изна­чаль­но про­из­вел на меня впе­чат­ле­ние сво­им даро­ва­ни­ем, и мое мне­ние не изме­ни­лось. Его лич­но­сть гово­ри­ла сама за себя, и ее оцен­ка не тре­бо­ва­ла пре­уве­ли­че­ний. Ему были при­су­щи хоро­шие есте­ствен­ные мане­ры, види­мо, гру­зин­ско­го про­ис­хож­де­ния. Я знаю, что он был без­жа­ло­стен, но ува­жаю его ум и даже отно­шусь к нему с сим­па­ти­ей, исто­ки кото­рой так и не смог до кон­ца себе объ­яс­нить. Веро­ят­но, это было след­стви­ем праг­ма­тиз­ма Ста­ли­на. Быст­ро забы­ва­лось, что ты раз­го­ва­ри­ва­ешь с пар­тий­ным дея­те­лем… Я все­гда встре­чал в нем собе­сед­ни­ка инте­рес­но­го, мрач­но­ва­то­го и стро­го­го, чему часто обя­зы­ва­ли обсуж­дав­ши­е­ся вопро­сы. Я не знал чело­ве­ка, кото­рый бы так вла­дел собой на сове­ща­ни­ях. Ста­лин был пре­крас­но осве­дом­лен по всем его каса­ю­щим­ся вопро­сам, преду­смот­ри­те­лен и опе­ра­ти­вен… За всем этим, без сомне­ния, сто­я­ла сила» (The Eden Memoirs. Facing the Dictatiors. London, 1962, p. 153).

Джордж Кеннон (США)

«Сме­лый, но осто­рож­ный, лег­ко впа­да­ю­щий в гнев и подо­зри­тель­ный, но тер­пе­ли­вый и настой­чи­вый в дости­же­нии сво­их целей. Спо­соб­ный дей­ство­вать с боль­шой реши­тель­но­стью или выжи­да­тель­но и скрыт­но – в зави­си­мо­сти от обсто­я­тель­ств, внеш­не скром­ный и про­стой, но рев­ни­во отно­ся­щий­ся к пре­сти­жу и досто­ин­ству госу­дар­ства… Прин­ци­пи­аль­ный и бес­по­щад­но реа­ли­стич­ный, реши­тель­ный в сво­их тре­бо­ва­ни­ях в отно­ше­нии лояль­но­сти, ува­же­ния и под­чи­не­ния. Остро и несен­ти­мен­таль­но изу­ча­ю­щий людей – Ста­лин мог быть, как насто­я­щий гру­зин­ский герой, боль­шим и хоро­шим дру­гом или непри­ми­ри­мым, опас­ным вра­гом. Для него труд­но было быть где-то посе­ре­ди­не меж­ду тем и дру­гим» («Диа­лог», 1996, ? 10, с. 74).

Генри Киссинджер (США)

Уже в наши дни один из архи­тек­то­ров холод­ной вой­ны и ядер­ной дипло­ма­тии быв­ший госу­дар­ствен­ный сек­ре­тарь США Г. Кис­син­джер пишет: «Как ни один из лиде­ров демо­кра­ти­че­ских стран, Ста­лин был готов в любую мину­ту занять­ся скру­пу­лез­ным изу­че­ни­ем соот­но­ше­ния сил. И имен­но в силу сво­ей убеж­ден­но­сти, что он – носи­тель исто­ри­че­ской прав­ды, отра­же­ни­ем кото­рой слу­жит его идео­ло­гия, он твер­до и реши­тель­но отста­и­вал совет­ские наци­о­наль­ные инте­ре­сы, не отя­го­щая себя бре­ме­нем лице­мер­ной, как он счи­тал, мора­ли или лич­ны­ми при­вя­зан­но­стя­ми»

(Кис­син­джер Ген­ри. Дипло­ма­тия. М., 1997, с. 287).

Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)

«Ста­лин, – гово­рил он, – сохра­нил Рос­сию, пока­зал, что она зна­чит для мира. Поэто­му я как пра­во­слав­ный хри­сти­а­нин и рус­ский пат­ри­от низ­ко кла­ня­юсь Ста­ли­ну».

Александра Коллонтай

«Мно­гие дела нашей пар­тии и наро­да, – гово­рил Ста­лин, – будут извра­ще­ны и опле­ва­ны преж­де все­го за рубе­жом, да и в нашей стра­не тоже. Сио­низм, рву­щий­ся к миро­во­му гос­под­ству, будет жесто­ко мстить нам за наши успе­хи и дости­же­ния. Он все еще рас­смат­ри­ва­ет Рос­сию как вар­вар­скую стра­ну, как сырье­вой при­да­ток. И мое имя тоже будет обо­лга­но, окле­ве­та­но. Мне при­пи­шут мно­же­ство зло­де­я­ний.

Миро­вой сио­низм все­ми сила­ми будет стре­мить­ся уни­что­жить наш Союз, что­бы Рос­сия боль­ше нико­гда не могла под­нять­ся. Сила СССР – в друж­бе наро­дов. Острие борь­бы будет направ­ле­но преж­де все­го на раз­рыв этой друж­бы, на открыв окра­ин от Рос­сии. Здесь, надо при­знать­ся, мы еще не все сде­ла­ли. Здесь еще боль­шое поле рабо­ты.

С осо­бой силой под­ни­мет голо­ву наци­о­на­лизм. Он на какое-то вре­мя при­да­вит интер­на­ци­о­на­лизм и пат­ри­о­тизм, толь­ко на какое-то вре­мя. Воз­ник­нут наци­о­наль­ные груп­пы внут­ри наций и кон­флик­ты. Появит­ся мно­го вождей-пиг­ме­ев, пре­да­те­лей внут­ри сво­их наций.

В целом в буду­щем раз­ви­тие пой­дет более слож­ны­ми и даже беше­ны­ми путя­ми, пово­ро­ты будут пре­дель­но кру­ты­ми. Дело идет к тому, что осо­бен­но взбу­до­ра­жит­ся Восток. Воз­ник­нут ост­рые про­ти­во­ре­чия с Запа­дом.

И все же, как бы ни раз­ви­ва­лись собы­тия, но прой­дет вре­мя, и взо­ры новых поко­ле­ний будут обра­ще­ны к делам и побе­дам наше­го соци­а­ли­сти­че­ско­го Оте­че­ства. Год за годом будут при­хо­дить новые поко­ле­ния. Они вно­вь поды­мут зна­мя сво­их отцов и дедов и отда­дут нам долж­ное спол­на.

Свое буду­щее они будут стро­ить на нашем про­шлом»

(Цит. по ста­тье Р. Косо­ла­по­ва «Какая же она, прав­да о Ста­ли­не?». «Прав­да». 1998, ? 55, 2–4 июня).

Питер Устинов

«Веро­ят­но, ника­кой дру­гой чело­век, кро­ме Ста­ли­на, не смог бы сде­лать то же самое в вой­не, с такой сте­пе­нью бес­по­щад­но­сти, гиб­ко­сти или целе­устрем­лен­но­сти, какой тре­бо­ва­ло успеш­ное веде­ние вой­ны в таких нече­ло­ве­че­ских мас­шта­бах»

(Ustinov P. My Russia, Boston-Torento, 1983, p. 146).

Академик В. И. Вернадский

«Мне вспом­ни­лись выска­зы­ва­ния Ива­на Пет­ро­ви­ча Пав­ло­ва… Он опре­де­лен­но счи­тал, что самые ред­кие и самые слож­ные струк­ту­ры моз­га – госу­дар­ствен­ных дея­те­лей. Божьей мило­стью, если так мож­но выра­зить­ся, при­рож­ден­ных. Осо­бен­но ясно для меня ста­но­вит­ся это, когда в радио слы­шит­ся Ста­ли­на речь… такая власть над людь­ми и такое впе­чат­ле­ние на людей…» (Ш а б а л о в А. Один­на­дца­тый удар това­ри­ща Ста­ли­на. Ростов-на-Дону, 1996, с. 10).

Аллан Булок (Великобритания)

«Ста­лин про­де­мон­стри­ро­вал неожи­дан­ную гиб­ко­сть, при­ме­ня­ясь к ситу­а­ции, в кото­рой он никак не мог про­из­воль­но исполь­зо­вать свою власть, где ничто не угро­жа­ло его поло­же­нию, где он, без­услов­но, был при­нят на рав­ных с дву­мя дру­ги­ми лиде­ра­ми. «Как Ста­лин­град имел реша­ю­щее зна­че­ние для Ста­ли­на в воен­ном отно­ше­нии, так Теге­ран – в дипло­ма­ти­че­ском». Но было и раз­ли­чие, заклю­чав­ше­е­ся в том, что успе­хи на фрон­те – были резуль­та­том сов­мест­ных уси­лий глав­ным обра­зом Крас­ной Армии, ее коман­ди­ров и Гене­раль­но­го шта­ба, а исполь­зо­ва­ние воен­ных успе­хов в дипло­ма­ти­че­ской игре – заслу­га исклю­чи­тель­но Ста­ли­на. Если Ста­ли­ну при­хо­ди­лось учить­ся веде­нию вой­ны, то чело­век, кото­рый заклю­чил нацист­ско-совет­ский пакт, от кото­ро­го так выиг­ра­ла Рос­сия, не нуж­дал­ся в обу­че­нии искус­ству дипло­ма­тии. Что каса­ет­ся Бал­тий­ских госу­дар­ств, Поль­ши и Бес­са­ра­бии, то он шел тем же путем и с тем же резуль­та­том.

Дипло­ма­ти­че­ские успе­хи Ста­ли­на в Теге­ра­не, Ялте и Потс­да­ме были столь же зна­чи­тель­ны, как и дипло­ма­ти­че­ские успе­хи Гит­ле­ра в 30-е годы, но они были достиг­ну­ты раз­ны­ми мето­да­ми. Как и Гит­лер, он мгно­вен­но раз­га­ды­вал кар­ты сидя­ще­го напро­тив и исполь­зо­вал его сла­бо­сти, скры­вая соб­ствен­ные и не рас­кры­вая перед ним сво­их карт. Но в отли­чие от Гит­ле­ра, он не давал волю тем­пе­ра­мен­ту. Про­яв­ле­ние пара­нойи и дес­по­тич­ные чер­ты харак­те­ра Ста­ли­на ото­ш­ли назад, а поли­ти­че­ский талант, под­няв­ший его на вер­ши­ну вла­сти в Рос­сии, раз­вер­нул­ся вовсю. Во вре­мя сове­ща­ний в Крем­ле он имел обык­но­ве­ние выша­ги­вать взад и впе­ред по ком­на­те, а в Теге­ра­не сидел с бес­страст­ным лицом , слу­шал вни­ма­тель­но, избе­гал экс­пан­сив­ных откро­ве­ний, кото­рые поз­во­ля­ли себе Чер­чилль и Рузвельт в бесе­дах один на один с ним. Его вопро­сы могли зву­чать рез­ко, а ком­мен­та­рии – гру­бо­ва­то, но он гово­рил рас­су­ди­тель­ным тоном, оцен­ки были разум­ны, а аргу­мен­ты – убе­ди­тель­ны, имен­но таким обра­зом он не оста­вил кам­ня на кам­не от дово­дов Чер­чил­ля в поль­зу опе­ра­ций на Бал­ка­нах или в Восточ­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье, кото­рые могли бы задер­жать высад­ку во Фран­ции.

Гене­рал Брук, началь­ник англий­ско­го Гене­раль­но­го шта­ба, кото­рый имел боль­шой опыт рабо­ты с Чер­чил­лем и над кото­рым Ста­лин под­шу­чи­вал за обе­дом за анти­рус­ские выска­зы­ва­ния, был пора­жен тем, как тот вел дела. Несмот­ря на то, что совет­ско­го руко­во­ди­те­ля не сопро­вож­да­ли экс­пер­ты, Брук отме­тил: «Ни в одном из сво­их выска­зы­ва­ний Ста­лин не допу­стил стра­те­ги­че­ской ошиб­ки, все­гда быст­ро и без­оши­боч­но схва­ты­вая осо­бен­но­сти ситу­а­ции».

Маршал Г. К. Жуков

«Близ­ко узнать И. В. Ста­ли­на мне при­шлось после 1940 года, когда я рабо­тал в долж­но­сти началь­ни­ка Ген­шта­ба, а во вре­мя вой­ны – заме­сти­те­лем Вер­хов­но­го Глав­но­ко­ман­ду­ю­ще­го. О внеш­но­сти И. В. Ста­ли­на писа­ли уже не раз. Невы­со­ко­го роста и непри­ме­ча­тель­ный с виду, И. В. Ста­лин про­из­во­дил силь­ное впе­чат­ле­ние. Лишен­ный позер­ства, он под­ку­пал собе­сед­ни­ка про­сто­той обще­ния. Сво­бод­ная мане­ра раз­го­во­ра, спо­соб­но­сть чет­ко фор­му­ли­ро­вать мысль, при­род­ный ана­ли­ти­че­ский ум, боль­шая эру­ди­ция и ред­кая память даже очень иску­шен­ных и зна­чи­тель­ных людей застав­ля­ли во вре­мя бесе­ды с И. В. Ста­ли­ным внут­рен­не собрать­ся и быть наче­ку. (…) Рус­ский язык знал отлич­но и любил упо­треб­лять образ­ные лите­ра­тур­ные срав­не­ния, при­ме­ры, мета­фо­ры. (…) Писал, как пра­ви­ло, сам от руки. Читал мно­го и был широ­ко осве­дом­лен­ным чело­ве­ком в самых раз­но­об­раз­ных обла­стях. Его пора­зи­тель­ная рабо­то­спо­соб­но­сть, уме­ние быст­ро схва­ты­вать мате­ри­ал поз­во­ля­ли ему про­смат­ри­вать и усва­и­вать за день такое коли­че­ство само­го раз­лич­но­го фак­то­ло­ги­че­ско­го мате­ри­а­ла, кото­рое было под силу толь­ко неза­у­ряд­но­му чело­ве­ку. Труд­но ска­зать, какая чер­та харак­те­ра пре­об­ла­да­ла в нем. Чело­век раз­но­сто­рон­ний и талант­ли­вый, он не был ров­ным. Он обла­дал силь­ной волей, харак­те­ром скрыт­ным и поры­ви­стым. Обыч­но спо­кой­ный и рас­су­ди­тель­ный, он ино­гда впа­дал в раз­дра­же­ние. Тогда ему изме­ня­ла объ­ек­тив­но­сть, он бук­валь­но менял­ся на гла­зах, еще боль­ше блед­нел, взгляд ста­но­вил­ся тяже­лым и жест­ким. Не мно­го я знал смель­ча­ков, кото­рые могли выдер­жать ста­лин­ский гнев и отпа­ри­ро­вать удар. (…) Рабо­тал мно­го, по 12–15 часов в сут­ки.

Как воен­но­го дея­те­ля И. В. Ста­ли­на я изу­чил дос­ко­наль­но, так как вме­сте с ним про­шел всю вой­ну. И. В. Ста­лин вла­дел вопро­са­ми орга­ни­за­ции фрон­то­вых опе­ра­ций и опе­ра­ций групп фрон­тов и руко­во­дил ими с пол­ным зна­ни­ем дела, хоро­шо раз­би­ра­ясь и в боль­ших стра­те­ги­че­ских вопро­сах… В руко­вод­стве воору­жен­ной борь­бой в целом И. В. Ста­ли­ну помо­га­ли его при­род­ный ум, бога­тая инту­и­ция. Он умел най­ти глав­ное зве­но в стра­те­ги­че­ской обста­нов­ке и, ухва­тив­шись за него, ока­зать про­ти­во­дей­ствие вра­гу, про­ве­сти ту или иную круп­ную насту­па­тель­ную опе­ра­цию. Несо­мнен­но, он был достой­ным Вер­хов­ным Глав­но­ко­ман­ду­ю­щим» (Ж у к о в Г. К. Вос­по­ми­на­ния и раз­мыш­ле­ния. М., 1969, с. 295–297).

Маршал И. Х. Баграмян

«В тот памят­ный вечер, оста­вив­ший у меня неиз­гла­ди­мое впе­чат­ле­ние, И. В. Ста­лин не раз по ходу докла­да и в про­цес­се его обсуж­де­ния так­же разъ­яс­нял нам, как наи­луч­шим обра­зом исполь­зо­вать бое­вые свой­ства пехо­ты, тан­ков, авиа­ции в пред­сто­я­щих лет­них опе­ра­ци­ях Крас­ной Армии. (…) Из Крем­ля я вер­нул­ся весь во вла­сти новых впе­чат­ле­ний. Я понял, что во гла­ве наших Воору­жен­ных Сил сто­ит не толь­ко выда­ю­щий­ся поли­ти­че­ский дея­тель совре­мен­но­сти, но так­же и хоро­шо под­го­тов­лен­ный в вопро­сах воен­ной тео­рии и прак­ти­ки вое­на­чаль­ник.

Во вре­мя обсуж­де­ния пред­ло­же­ний коман­ду­ю­щих Вер­хов­ный был немно­го­сло­вен. Он боль­ше слу­шал, изред­ка зада­вал корот­кие, точ­но сфор­му­ли­ро­ван­ные вопро­сы. У него была иде­аль­ная память на циф­ры, фами­лии, назва­ния насе­лен­ных пунк­тов, мет­кие выра­же­ния. Ста­лин был пре­дель­но собран» (Б а г р а м я н И. Х. Так мы шли к побе­де. М., Вое­н­из­дат, 1977, с. 59, 61, 300).

Маршал Д. Ф. Устинов

«Ста­лин обла­дал уни­каль­ной рабо­то­спо­соб­но­стью, огром­ной силой воли, боль­шим орга­ни­за­тор­ским талан­том. Пони­мая всю слож­но­сть и мно­го­гран­но­сть вопро­сов руко­вод­ства вой­ной, он мно­гое дове­рял чле­нам Полит­бю­ро, ЦК, ГКО, руко­во­ди­те­лям нар­ко­ма­тов, сумел нала­дить без­упреч­но чет­кую, согла­со­ван­ную, сла­жен­ную рабо­ту всех зве­ньев управ­ле­ния, доби­вал­ся без­услов­но­го испол­не­ния при­ня­тых реше­ний. При всей сво­ей власт­но­сти, суро­во­сти, я бы ска­зал жест­ко­сти, он живо откли­кал­ся на про­яв­ле­ние разум­ной ини­ци­а­ти­вы, само­сто­я­тель­но­сти, ценил неза­ви­си­мо­сть суж­де­ний… Он поимен­но знал прак­ти­че­ски всех руко­во­ди­те­лей эко­но­ми­ки и Воору­жен­ных Сил, вплоть до дирек­то­ров заво­дов и коман­ди­ров диви­зий, пом­нил наи­бо­лее суще­ствен­ные дан­ные, харак­те­ри­зу­ю­щие как их лич­но, так и поло­же­ние дел на дове­рен­ных им участ­ках» (У с т и н о в Д. Ф. Во имя побе­ды. М., 1988, с. 90, 92).

Леон Фейхтвангер (Германия)

«Ста­лин гово­рит непри­кра­шен­но и уме­ет даже слож­ные мыс­ли выра­жать про­сто. Порой он гово­рит слиш­ком про­сто, как чело­век, кото­рый при­вык так фор­му­ли­ро­вать свои мыс­ли, что­бы они ста­ли понят­ны от Моск­вы до Вла­ди­во­сто­ка. Воз­мож­но, он не обла­да­ет ост­ро­уми­ем, но ему, несо­мнен­но, свой­стве­нен юмор; ино­гда его юмор ста­но­вит­ся опас­ным. Он посме­и­ва­ет­ся вре­мя от вре­ме­ни глу­хо­ва­тым, лука­вым смеш­ком. Он чув­ству­ет себя весь­ма сво­бод­но во мно­гих обла­стях и цити­ру­ет, по памя­ти, не под­го­то­вив­шись, име­на, даты, фак­ты все­гда точ­но.

Мы гово­ри­ли со Ста­ли­ным о сво­бо­де печа­ти, о демо­кра­тии и об обо­жеств­ле­нии его лич­но­сти. В нача­ле бесе­ды он гово­рил общи­ми фра­за­ми и при­бе­гал к извест­ным шаб­лон­ным обо­ро­там пар­тий­но­го лек­си­ко­на. Позд­нее я пере­стал чув­ство­вать в нем пар­тий­но­го руко­во­ди­те­ля. Он пред­стал пере­до мной как инди­ви­ду­аль­но­сть. Не все­гда согла­ша­ясь со мной, он все вре­мя оста­вал­ся глу­бо­ким, умным, вдум­чи­вым».

А. А. Громыко

«Что бро­са­лось в гла­за при пер­вом взгля­де на Ста­ли­на? Где бы ни дово­ди­лось его видеть, преж­де все­го обра­ща­ло на себя вни­ма­ние, что он чело­век мыс­ли. Я нико­гда не заме­чал, что­бы ска­зан­ное им не выра­жа­ло его опре­де­лен­но­го отно­ше­ния к обсуж­да­е­мо­му вопро­су. Ввод­ных слов, длин­ных пред­ло­же­ний или ниче­го не выра­жа­ю­щих заяв­ле­ний он не любил. Его тяго­ти­ло, если кто-либо гово­рил мно­го­слов­но и было невоз­мож­но уло­вить мысль, понять, чего же чело­век хочет. В то же вре­мя Ста­лин мог тер­пи­мо, более того, снис­хо­ди­тель­но отно­сить­ся к людям, кото­рые из-за сво­е­го уров­ня раз­ви­тия испы­ты­ва­ли труд­но­сти в том, что­бы чет­ко сфор­му­ли­ро­вать мысль.

Гля­дя на Ста­ли­на, когда он выска­зы­вал свои мыс­ли, я все­гда отме­чал про себя, что у него гово­рит даже лицо. Осо­бен­но выра­зи­тель­ны­ми были гла­за, он их вре­ме­на­ми при­щу­ри­вал. Это дела­ло его взгляд еще ост­рее. Но этот взгляд таил в себе и тыся­чу зага­док.

Ста­лин имел обык­но­ве­ние, высту­пая, ска­жем, с упре­ком по адре­су того или ино­го зару­беж­но­го дея­те­ля или в поле­ми­ке с ним, смот­реть на него при­сталь­но, не отво­дя глаз в тече­ние како­го-то вре­ме­ни. И надо ска­зать, объ­ект его вни­ма­ния чув­ство­вал себя в эти мину­ты неуют­но. Шипы это­го взгля­да про­ни­зы­ва­ли.

Когда Ста­лин гово­рил сидя, он мог слег­ка менять поло­же­ние, накло­ня­ясь то в одну, то в дру­гую сто­ро­ну, ино­гда мог лег­ким дви­же­ни­ем руки под­черк­нуть мысль, кото­рую хотел выде­лить, хотя в целом на жесты был очень скуп. В ред­ких слу­ча­ях повы­шал голос. Он вооб­ще гово­рил тихо, ров­но, как бы при­глу­шен­но. Впро­чем, там, где он бесе­до­вал или высту­пал, все­гда сто­я­ла абсо­лют­ная тиши­на, сколь­ко бы людей ни при­сут­ство­ва­ло. Это помо­га­ло ему быть самим собой.

Речам Ста­ли­на была при­су­ща свое­об­раз­ная мане­ра. Он брал точ­но­стью в фор­му­ли­ро­ва­нии мыс­лей и, глав­ное, нестан­дарт­но­стью мыш­ле­ния.

Что каса­ет­ся зару­беж­ных дея­те­лей, то сле­ду­ет доба­вить, что Ста­лин их не осо­бен­но бало­вал сво­им вни­ма­ни­ем. Уже толь­ко поэто­му уви­деть и услы­шать Ста­ли­на счи­та­лось у них круп­ным собы­ти­ем».

К. М. Симонов

«…А вот есть такая тема, кото­рая очень важ­на, – ска­зал Ста­лин, – кото­рой нуж­но, что­бы заин­те­ре­со­ва­лись писа­те­ли. Это тема наше­го совет­ско­го пат­ри­о­тиз­ма. Если взять нашу сред­нюю интел­ли­ген­цию, науч­ную интел­ли­ген­цию, про­фес­со­ров, вра­чей, – ска­зал, Ста­лин, строя фра­зы с той осо­бен­ной, при­су­щей ему инто­на­ци­ей, кото­рую я так отчет­ли­во запом­нил, что, по-мое­му, мог бы бук­валь­но ее вос­про­из­ве­сти, – у них недо­ста­точ­но вос­пи­та­но чув­ство совет­ско­го пат­ри­о­тиз­ма. У них неоправ­дан­ное пре­кло­не­ние перед загра­нич­ной куль­ту­рой. Все чув­ству­ют себя еще несо­вер­шен­но­лет­ни­ми, не сто­про­цент­ны­ми, при­вы­кли счи­тать себя на поло­же­нии веч­ных уче­ни­ков. Это тра­ди­ция отста­лая, она идет от Пет­ра. У Пет­ра были хоро­шие мыс­ли, но вско­ре полез­ло слиш­ком мно­го нем­цев, это был пери­од пре­кло­не­ния перед нем­ца­ми. Посмот­ри­те, как было труд­но дышать, как было труд­но рабо­тать Ломо­но­со­ву, напри­мер. Сна­ча­ла нем­цы, потом фран­цу­зы, было пре­кло­не­ние перед ино­стран­ца­ми, – ска­зал Ста­лин и вдруг, лука­во при­щу­рясь, чуть слыш­ной ско­ро­го­вор­кой про­риф­мо­вал: – засран­ца­ми, – усмех­нул­ся и сно­ва стал серьез­ным.

Про­стой кре­стья­нин не пой­дет из-за пустя­ков кла­нять­ся, не ста­нет ломать шап­ку, а вот у таких людей не хва­та­ет досто­ин­ства, пат­ри­о­тиз­ма, пони­ма­ния той роли, кото­рую игра­ет Рос­сия. У воен­ных тоже было такое пре­кло­не­ние. Сей­час ста­ло мень­ше. Тепе­рь нет, тепе­рь они и хво­сты задра­ли. – Ста­лин оста­но­вил­ся, усмех­нул­ся и каким-то неуло­ви­мым жестом пока­зал, как задра­ли хво­сты воен­ные. Потом спро­сил:

- Поче­му мы хуже? В чем дело? В эту точ­ку надо дол­бить мно­го лет, лет деся­ть эту тему надо вдалб­ли­вать. Быва­ет так: чело­век дела­ет вели­кое дело и сам это­го не пони­ма­ет, – и он сно­ва заго­во­рил о про­фес­со­ре, о кото­ром уже упо­ми­нал. – Вот взять тако­го чело­ве­ка, не послед­ний чело­век, – еще раз под­черк­ну­то повто­рил Ста­лин, – а перед каким-то под­ле­цом-ино­стран­цем, перед уче­ным, кото­рый на три голо­вы ниже его, пре­кло­ня­ет­ся, теря­ет свое досто­ин­ство. Так мне кажет­ся. Надо бороть­ся с духом само­уни­чи­же­ния у мно­гих наших интел­ли­ген­тов»

(Симо­нов К. М. Гла­за­ми чело­ве­ка мое­го поко­ле­ния. М., 1989, с. 124–127).

Светлана Сталина

«…Мой отец, из сво­их вось­ми вну­ков, знал и видел толь­ко тро­их – моих детей и дочь Яши. И хотя он был неза­слу­жен­но холо­ден все­гда к Яше, его дочь Гуля вызы­ва­ла в нем непод­дель­ную неж­но­сть. И еще стран­ней – мой сын, напо­ло­ви­ну еврей, сын мое­го пер­во­го мужа (с кото­рым мой отец даже так и не поже­лал позна­ко­мить­ся) – вызы­вал его неж­ную любо­вь. Я пом­ню, как я стра­ши­лась пер­вой встре­чи отца с моим Ось­кой. Маль­чи­ку было око­ло 3-х лет, он был пре­хо­ро­шень­кий ребе­нок – не то грек, не то гру­зин, с боль­ши­ми семит­ски­ми гла­за­ми в длин­ных рес­ни­цах. Мне каза­лось неиз­беж­ным, что ребе­нок дол­жен вызвать у деда непри­ят­ное чув­ство – но я ниче­го не пони­ма­ла в логи­ке серд­ца. Отец рас­та­ял, уви­дев маль­чи­ка. Это было в один из его ред­ких при­ез­дов после вой­ны в обез­лю­дев­шее, неузна­ва­е­мо тихое Зуба­ло­во, где жили тогда все­го лишь мой сын и две няни – его и моя, уже ста­рая и боль­ная. Я закан­чи­ва­ла послед­ний курс уни­вер­си­те­та и жила в Москве, а маль­чик рос под «моей» тра­ди­ци­он­ной сос­ной и под опе­кой двух неж­ных ста­рух. Отец поиг­рал с ним пол­ча­си­ка, побро­дил вокруг дома (вер­нее – обе­жал вокруг него, пото­му что ходил он до послед­не­го дня быст­рой, лег­кой поход­кой) и уехал. Я оста­лась «пере­жи­вать» и «пере­ва­ри­вать» про­ис­шед­шее – я была на седь­мом небе. При его лако­нич­но­сти, сло­ва: «Сынок у тебя – хорош! Гла­за хоро­шие у него», – рав­ня­лись длин­ной хва­леб­ной оде в устах дру­го­го чело­ве­ка. Я поня­ла, что пло­хо пони­ма­ла жиз­нь, пол­ную неожи­дан­но­стей. Отец видел Ось­ку еще раза два – послед­ний раз за четы­ре меся­ца до смер­ти, когда малы­шу было семь лет и он уже ходил в шко­лу. «Какие вдум­чи­вые гла­за! – ска­зал отец. – Умный маль­чик!» – и опять я была счаст­ли­ва…

…Мама была, конеч­но, – несмот­ря на сме­ше­ние кро­вей – насто­я­щей рус­ской по сво­е­му вос­пи­та­нию и харак­те­ру, по сво­ей нату­ре. Отец полю­бил Рос­сию очень силь­но и глу­бо­ко, на всю жиз­нь. Я не знаю ни одно­го гру­зи­на, кото­рый настоль­ко бы забыл свои наци­о­наль­ные чер­ты и настоль­ко силь­но полю­бил бы все рус­ское. Еще в Сиби­ри отец полю­бил Рос­сию по-насто­я­ще­му: и людей, и язык, и при­ро­ду. Он вспо­ми­нал все­гда о годах ссыл­ки, как буд­то это были сплошь рыб­ная лов­ля, охо­та, про­гул­ки по тай­ге. У него навсе­гда сохра­ни­лась эта любо­вь…»

Чарльз Сноу (Великобритания)

«Не теряя вре­ме­ни, он при­сту­пил (в какой-то мере был вынуж­ден к тому, ибо ход подоб­ных про­цес­сов неумо­лим и неиз­бе­жен, тут одна из при­чин, поче­му его вра­ги ока­за­лись столь сла­бы) к вели­чай­шей из всех про­мыш­лен­ных рево­лю­ций. «Соци­а­лизм в одной стра­не» дол­жен был зара­бо­тать. Рос­сии в деся­ти­ле­тия пред­сто­я­ло сде­лать при­мер­но то же, на что у Англии ушло 200 лет. Это озна­ча­ло: все шло в тяже­лую про­мыш­лен­но­сть, при­ми­тив­но­го накоп­ле­ния капи­та­ла хва­та­ло рабо­чим лишь на чуть боль­шее, чем сред­ства про­пи­та­ния. Это озна­ча­ло необ­хо­ди­мое уси­лие, нико­гда ни одной стра­ной не пред­при­ни­мав­ше­е­ся. Смер­тель­ный рывок! – и все же тут Ста­лин был совер­шен­но прав. Даже сей­час, в 60- е годы, рядом с тех­ни­кой, не усту­па­ю­щей самой пере­до­вой в мире, раз­ли­чи­мы сле­ды пер­во­быт­но­го мра­ка, из кото­ро­го при­хо­ди­лось выры­вать стра­ну. Ста­лин­ский реа­лизм был жесток и лишен иллю­зий. После пер­вых двух лет инду­стри­а­ли­за­ции, отве­чая на моль­бы попри­дер­жать дви­же­ние, выдер­жи­вать кото­рое стра­на боль­ше не в силах, Ста­лин заявил:

«Задер­жать тем­пы – это зна­чит отстать. А отста­лых бьют. Но мы не хотим ока­зать­ся биты­ми. Нет, не хотим! (Ста­рую Рос­сию)… непре­рыв­но били за отста­ло­сть. Били мон­голь­ские ханы. Били турец­кие беки. Били швед­ские фео­да­лы. Били поль­ско-литов­ские паны. Били англо-фран­цуз­ские капи­та­ли­сты. Били япон­ские баро­ны. Били все – за отста­ло­сть. За отста­ло­сть воен­ную, за отста­ло­сть куль­тур­ную, за отста­ло­сть госу­дар­ствен­ную, за отста­ло­сть про­мыш­лен­ную, за отста­ло­сть сель­ско­хо­зяй­ствен­ную. Били пото­му, что это было доход­но и схо­ди­ло без­на­ка­зан­но. Помни­те сло­ва доре­во­лю­ци­он­но­го поэта: «Ты и убо­гая, ты и обиль­ная, ты и могу­чая, ты и бес­силь­ная, матуш­ка Русь».

(…) Мы отста­ли от пере­до­вых стран на 50–100 лет. Мы долж­ны про­бе­жать это рас­сто­я­ние в деся­ть лет. Либо мы сде­ла­ем это, либо нас сомнут».

Поны­не на это нико­му из уме­рен­но бес­при­страст­ных людей воз­ра­зить нече­го. Инду­стри­а­ли­за­ция сама по себе озна­ча­ла лише­ния, стра­да­ния, но не мас­со­вые ужа­сы. Кол­лек­ти­ви­за­ция сель­ско­го хозяй­ства дала куда более горь­кие пло­ды. Осу­ществ­ле­ние гран­ди­оз­ной инду­стри­а­ли­за­ции тре­бо­ва­ло боль­ше про­дук­тов для горо­дов и мень­ше рабо­та­ю­щих на зем­ле. Кре­стьян­ское хозяй­ство для того не под­хо­ди­ло. Нам в Англии повез­ло: наша аграр­ная рево­лю­ция, или систе­ма сель­ско­хо­зяй­ствен­но­го совер­шен­ство­ва­ния (куда вош­ли и ого­ра­жи­ва­ния – это тем­ное пят­но, остав­ше­е­ся в исто­ри­че­ских хро­ни­ках и народ­ной памя­ти, – в конеч­ном сче­те все же быв­шие необ­хо­ди­мы­ми), пред­ше­ство­ва­ла рево­лю­ции про­мыш­лен­ной, а пото­му в целом было лег­че снаб­жать про­дук­та­ми рас­ту­щее про­мыш­лен­ное насе­ле­ние.

В Совет­ском Сою­зе оба про­цес­са при­хо­ди­лось осу­ществ­лять в одни и те же меся­цы, в те же самые два-три года. С чудо­вищ­ны­ми чело­ве­че­ски­ми поте­ря­ми. Целый класс бога­тых кре­стьян (кула­ков, то есть фер­ме­ров, исполь­зо­вав­ших наем­ных рабо­чих) был стерт лица зем­ли. Мил­ли­о­ны бед­ных кре­стьян, в том числе и часть шоло­хов­ских каза­ков, голо­да­ли и мер­ли от исто­ще­ния. Рука не под­ни­ма­ет­ся писать об этом в сдер­жан­ных и отре­шен­ных выра­же­ни­ях.

От дере­вян­ных сох к атом­ным реак­то­рам. Мрач­ная исто­рия Ста­ли­на. Три­ум­фаль­ный взлет Рос­сии. Страш­ная цена для цело­го поко­ле­ния. Уди­ви­тель­но, во вся­ком слу­чае, для меня, что чело­ве­че­ские суще­ства могут быть столь жиз­не­стой­ки. Мно­гие рус­ские, мои сверст­ни­ки, вынес­ли граж­дан­скую вой­ну, Ста­ли­на, вой­ну с Гит­ле­ром – испы­та­ли то, что нам и пред­ста­вить себе невоз­мож­но. И все же они согре­ва­ют душу неуни­что­жи­мой рус­ской наде­жой. Что-то из мра­ка про­шло­го они, конеч­но, забыть не в силах, но после все­го – они устрем­ля­ют взор на сво­их детей и в буду­щее сво­их детей. Как ска­зал мой при­я­тель, с кем мы обсуж­да­ли его про­шед­шую жиз­нь, когда речь зашла о его сыно­вьях: «Они ниче­го это­го не зна­ют. Они так чисты» («Зав­тра», 1994, ? 30, 31).

Збигнев Бжезинский (США)

«В уме­нии оправ­ды­вать свои дея­ния и доби­вать­ся их одоб­ре­ния Ста­лин рав­ным обра­зом пре­успел и за пре­де­ла­ми стра­ны. В тече­ние дол­го­го вре­ме­ни мно­гие запад­ные ком­мен­та­то­ры были более склон­ны – лишь отча­сти отли­ча­ясь друг от дру­га в тер­ми­но­ло­гии – хва­лить его за инду­стри­а­ли­за­цию Рос­сии, неже­ли осуж­дать за тер­рор. Таким обра­зом ста­лин­ская эпо­ха в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни интер­пре­ти­ро­ва­лась как эпо­ха вели­ких соци­аль­ных пере­мен, стре­ми­тель­ной дина­ми­ки, пере­хо­да от сель­ско­хо­зяй­ствен­ной эко­но­ми­ки к инду­стри­аль­ной. И в неко­то­ром смысле это вер­но. При Ста­ли­не Совет­ский Союз дей­стви­тель­но стал вели­кой инду­стри­аль­ной дер­жа­вой. Дей­стви­тель­но про­изо­шел отток его насе­ле­ния из дере­вень. Была в пол­ном объ­е­ме отстро­е­на цен­тра­ли­зо­ван­ная соци­а­ли­сти­че­ская систе­ма. И при этом у совет­ской эко­но­ми­ки был отно­си­тель­но высо­кий темп роста. Соглас­но совет­ской офи­ци­аль­ной ста­ти­сти­ке наци­о­наль­ный доход уве­ли­чил­ся вчет­ве­ро в годы пер­вых пяти­ле­ток, еже­год­но давая при­ро­ст почти в 15 про­цен­тов. Это потре­бо­ва­ло пере­ме­ще­ния боль­ших масс людей – за три­на­дцать лет чис­ло город­ских жите­лей удво­и­лось. С 1928-го по 1940 годы годо­вое про­из­вод­ство элек­тро­энер­гии выро­сло с 5 мил­ли­ар­дов кило­ватт до 48,3 мил­ли­ар­да, про­из­вод­ство ста­ли – с 4,3 мил­ли­о­на тонн до 18,3 мил­ли­о­на; про­из­вод­ство стан­ков воз­рос­ло с 2 тысяч до 58400 в год; авто­мо­би­лей ста­ли выпус­кать не 8 тысяч в год, а 145 тысяч. В канун вой­ны про­мыш­лен­но­сть состав­ля­ла 84,7 про­цен­та всей совет­ской эко­но­ми­ки. Даже если эти циф­ры и пре­уве­ли­че­ны офи­ци­аль­ной ста­ти­сти­кой, то факт, что совет­ская эко­но­ми­ка доби­лась боль­ших успе­хов, отри­цать не при­хо­дит­ся» (Б ж е- з и н с к и й З. Боль­шой про­вал. Рож­де­ние и смерть ком­му­низ­ма в ХХ веке).

Милован Джилас

«Если отбро­сить одно­сто­рон­ние дог­ма­ти­че­ские и роман­ти­че­ские увле­че­ния, то я бы и сего­дня, как и тогда, высо­ко оце­нил каче­ство Крас­ной Армии, и в осо­бен­но­сти ее рус­ско­го ядра.

Хотя совет­ский команд­ный состав, а еще в боль­шей сте­пе­ни сол­да­ты и млад­шие коман­ди­ры вос­пи­та­ны поли­ти­че­ски одно­сто­рон­не, одна­ко во всех дру­гих отно­ше­ни­ях у них раз­ви­ва­ет­ся ини­ци­а­ти­ва, широ­та куль­ту­ры и взгля­дов. Дис­ци­пли­на – стро­гая и без­ого­во­роч­ная, но не бес­смыс­лен­ная – под­чи­не­на глав­ным целям и зада­чам. У совет­ских офи­це­ров не толь­ко хоро­шее спе­ци­аль­ное обра­зо­ва­ние, одно­вре­мен­но они – наи­бо­лее талант­ли­вая, наи­бо­лее сме­лая часть совет­ской интел­ли­ген­ции. Хотя им срав­ни­тель­но хоро­шо пла­тят, они не замы­ка­ют­ся в закры­тую касту; от них не тре­бу­ют чрез­мер­но­го зна­ния марк­сист­ской док­три­ны, они преж­де все­го долж­ны быть храб­ры­ми и не уда­лять­ся от поля боя – команд­ный пункт коман­ди­ра кор­пу­са воз­ле Ясс был все­го в трех кило­мет­рах от немец­ких пере­до­вых линий. Хотя Ста­лин и про­вел боль­шие чист­ки, в осо­бен­но­сти сре­ди выс­ше­го команд­но­го соста­ва, это име­ло мень­ше послед­ствий, чем пред­по­ла­га­ют, так как он одно­вре­мен­но без коле­ба­ний воз­вы­шал моло­дых и талант­ли­вых людей, – каж­дый офи­цер, кото­рый был ему верен, знал, что его амби­ции будут поня­ты. Быст­ро­та и реши­тель­но­сть, с кото­рой Ста­лин во вре­мя вой­ны про­из­во­дил пере­ме­ны в выс­шем команд­ном соста­ве, под­твер­жда­ют, что он был наход­чив и предо­став­лял воз­мож­но­сти наи­бо­лее талант­ли­вым. Он дей­ство­вал одно­вре­мен­но по двум направ­ле­ни­ям: вво­дил в армии абсо­лют­ное под­чи­не­ние пра­ви­тель­ству, пар­тии и лич­но себе и ниче­го не жалел для уси­ле­ния ее бое­спо­соб­но­сти, улуч­ше­ния уров­ня жиз­ни ее соста­ва, а так­же быст­ро повы­шал в чинах наи­бо­лее спо­соб­ных.

Ста­лин был холо­ден и рас­чет­лив не мень­ше Моло­то­ва. Одна­ко у Ста­ли­на была страст­ная нату­ра со мно­же­ством лиц, при­чем каж­дое из них было настоль­ко убе­ди­тель­но, что каза­лось, что он нико­гда не при­тво­ря­ет­ся, а все­гда искрен­не пере­жи­ва­ет каж­дую из сво­их ролей . Имен­но поэто­му он обла­дал боль­шей про­ни­ца­тель­но­стью и боль­ши­ми воз­мож­но­стя­ми, чем Моло­тов.

Он без подроб­ных обос­но­ва­ний изло­жил суть сво­ей пан­сла­вист­ской поли­ти­ки:

- Если сла­вя­не будут объ­еди­не­ны и соли­дар­ны – ник­то в буду­щем паль­цем не шевель­нет. Паль­цем не шевель­нет! – повто­рял он, рез­ко рас­се­кая воз­дух ука­за­тель­ным паль­цем.

Кто-то выска­зал мысль, что нем­цы не опра­вят­ся в тече­ние сле­ду­ю­щих пяти­де­ся­ти лет. Но Ста­лин при­дер­жи­вал­ся дру­го­го мне­ния:

- Нет, опра­вят­ся они, и очень ско­ро. Это высо­ко­раз­ви­тая про­мыш­лен­ная стра­на с очень ква­ли­фи­ци­ро­ван­ным и мно­го­чис­лен­ным рабо­чим клас­сом и тех­ни­че­ской интел­ли­ген­ци­ей, – лет через две­на­дцать – пят­на­дцать они сно­ва будут на ногах. И поэто­му нуж­но един­ство сла­вян. И вооб­ще, если сла­вя­не будут еди­ны – ник­то паль­цем не шевель­нет.

Ста­лин обла­дал необы­чай­но чут­ким и настой­чи­вым умом. Пом­ню, что в его при­сут­ствии невоз­мож­но было сде­лать како­го-либо заме­ча­ния или наме­ка без того, что­бы он тот­час это­го не заме­тил. И если пом­нить, какое зна­че­ние он при­да­вал иде­ям, – хотя они были для него лишь сред­ством, – то напра­ши­ва­ет­ся вывод, что он видел и несо­вер­шен­ство создан­но­го при нем строя. Это­му сего­дня есть нема­ло под­твер­жде­ний, в осо­бен­но­сти в про­из­ве­де­ни­ях его доче­ри Свет­ла­ны. Так, она пишет, как, узнав, что в Куй­бы­ше­ве созда­на спе­ци­аль­ная шко­ла для эва­ку­и­ро­ван­ных детей мос­ков­ских пар­тап­па­рат­чи­ков, он вос­клик­нул: «Ах вы!.. Ах вы, каста про­кля­тая!»

Явле­ние Ста­ли­на весь­ма слож­но и каса­ет­ся не толь­ко ком­му­ни­сти­че­ско­го дви­же­ния и тогдаш­них внеш­них и внут­рен­них воз­мож­но­стей Совет­ско­го Сою­за. Тут под­ни­ма­ют­ся про­бле­мы отно­ше­ний идеи и чело­ве­ка, вождя и дви­же­ния, зна­че­ния мифов в жиз­ни чело­ве­ка, усло­вий сбли­же­ния людей и наро­дов. Ста­лин при­над­ле­жит про­шло­му, а спо­ры по этим и схо­жим вопро­сам если нача­лись, то совсем недав­но.

Добав­лю еще, что Ста­лин был – насколь­ко я заме­тил – живой, страст­ной, поры­ви­стой, но и высо­ко­ор­га­ни­зо­ван­ной и кон­тро­ли­ру­ю­щей себя лич­но­стью. Раз­ве, в про­тив­ном слу­чае, он смог бы управ­лять таким гро­мад­ным совре­мен­ным госу­дар­ством и руко­во­дить таки­ми страш­ны­ми и слож­ны­ми воен­ны­ми дей­стви­я­ми?

Тщет­но пыта­юсь себе пред­ста­вить, какая еще, кро­ме Ста­ли­на, исто­ри­че­ская лич­но­сть при непо­сред­ствен­ном зна­ком­стве могла бы ока­зать­ся столь непо­хо­жей на сотво­рен­ный о ней миф. Уже после пер­вых слов, про­из­не­сен­ных Ста­ли­ным, собе­сед­ник пере­ста­вал видеть его в при­выч­ном орео­ле геро­и­ко-пате­ти­че­ской сосре­до­то­чен­но­сти или гро­теск­но­го доб­ро­ду­шия, что явля­лось непре­лож­ным атри­бу­том иных мас­со­вых фото­гра­фий, худо­же­ствен­ных порт­ре­тов, да и боль­шин­ства доку­мен­таль­ных кино­лент. Вме­сто при­выч­но­го «лика», выду­ман­но­го его соб­ствен­ной про­па­ган­дой, вам являл­ся буд­нич­но-дея­тель­ный Ста­лин – нерв­ный, умный, созна­ю­щий свою зна­чи­мо­сть, но скром­ный в жиз­ни чело­век… Пер­вый раз Ста­лин при­нял меня во вре­мя вой­ны, вес­ной 1944 года, после того как обла­чил себя в мар­шаль­скую фор­му, с кото­рой потом так и не рас­ста­вал­ся. Его совсем не по-воен­но­му живые, безо вся­кой чопор­но­сти мане­ры тот­час пре­вра­ща­ли этот мили­та­рист­ский мун­дир в обыч­ную, каж­до­днев­ную одеж­ду. Нечто подоб­ное про­ис­хо­ди­ло и с про­бле­ма­ми, кото­рые при нем обсуж­да­лись: слож­ней­шие вопро­сы Ста­лин сво­дил на уро­вень про­стых, обы­ден­ных…

Он обла­дал выда­ю­щей­ся памя­тью: без­оши­боч­но ори­ен­ти­ро­вал­ся в харак­те­рах лите­ра­тур­ных пер­со­на­жей и реаль­ных лиц, начи­сто поза­быв порой их име­на, пом­нил мас­су обсто­я­тель­ств, ком­мен­ти­руя силь­ные и сла­бые сто­ро­ны отдель­ных госу­дар­ств и госу­дар­ствен­ных дея­те­лей. Часто цеп­лял­ся за мело­чи, кото­рые поз­же почти все­гда ока­зы­ва­лись важ­ны­ми. В окру­жа­ю­щем мире и в его, Ста­ли­на, созна­нии как бы не суще­ство­ва­ло ниче­го, что не могло бы стать важ­ным… Зло, мне кажет­ся, он пом­нил боль­ше, чем доб­ро, пото­му как, веро­ят­но, внут­рен­не чув­ство­вал, что режим, им созда­ва­е­мый, спо­со­бен выжить исклю­чи­тель­но в зоне враж­деб­но­сти…

По суще­ству, это был само­уч­ка, но не подоб­но любо­му ода­рен­но­му чело­ве­ку, а и в смысле реаль­ных зна­ний. Ста­лин сво­бод­но ори­ен­ти­ро­вал­ся в вопро­сах исто­рии, клас­си­че­ской лите­ра­ту­ры и, конеч­но, в теку­щих собы­ти­ях. Того, что он скры­ва­ет свою необ­ра­зо­ван­но­сть или сты­дит­ся ее, замет­но не было. Если и слу­ча­лось, что он не впол­не раз­би­рал­ся в сути како­го-нибудь раз­го­во­ра, то слу­шал насто­ро­жен­но, нетер­пе­ли­во ожи­дая, пока тема сме­нит­ся.

При раз­го­во­ре со Ста­ли­ным изна­чаль­ное впе­чат­ле­ние о нем как о муд­рой и отваж­ной лич­но­сти не толь­ко не туск­не­ло, но и, наобо­рот, углуб­ля­лось. Эффект уси­ли­ва­ла его веч­ная, пуга­ю­щая насто­ро­жен­но­сть. Клу­бок още­ти­нив­ших­ся нер­вов, он нико­му не про­щал в бесе­де мало-маль­ски рис­ко­ван­но­го наме­ка, даже сме­на выра­же­ния глаз любо­го из при­сут­ству­ю­щих не усколь­за­ла от его вни­ма­ния.

Но Ста­лин – это при­зрак, кото­рый бро­дит и дол­го еще будет бро­дить по све­ту. От его насле­дия отрек­лись все, хотя нема­ло оста­лось тех, кто чер­па­ет отту­да силы. Мно­гие и поми­мо соб­ствен­ной воли под­ра­жа­ют Ста­ли­ну. Хру­щев, пори­цая его, одно­вре­мен­но им вос­тор­гал­ся. Сего­дняш­ние совет­ские вожди не вос­тор­га­ют­ся, но зато нежат­ся в лучах его солн­ца. И у Тито, спу­стя пят­на­дцать лет после раз­ры­ва со Ста­ли­ным, ожи­ло ува­жи­тель­ное отно­ше­ние к его госу­дар­ствен­ной муд­ро­сти. А сам я раз­ве не муча­юсь, пыта­ясь понять, что же это такое – мое «раз­ду­мье» о Ста­ли­не? Не вызва­но ли и оно живу­чим его при­сут­стви­ем во мне?» (Д ж и л а с М. Лицо тота­ли­та­риз­ма).

Роже Гароди (Франция)

«…Я думаю, что на фигу­ру Ста­ли­на нуж­но смот­реть в исто­ри­че­ском пла­не. В сущ­но­сти, тогда была оса­да: вспом­ним, что желез­ный зана­вес выду­ма­ли не рус­ские, а Кле­ман­со и Чер­чилль, кото­рые гово­ри­ли о необ­хо­ди­мо­сти натя­нуть зана­вес из желез­ной про­во­ло­ки и заду­шить Совет­ский Союз голо­дом. А когда стра­на нахо­дит­ся в оса­де, то это совер­шен­но не ведет к какой-нибудь тер­пи­мо­сти. Дей­стви­тель­но, в тот исто­ри­че­ский пери­од были ужас­ные откло­не­ния, и я думаю, что с этой точ­ки зре­ния Ста­лин был пло­хим уче­ни­ком Лени­на. В одном из сво­их послед­них тек­стов, опуб­ли­ко­ван­ных в «Прав­де», кото­рый мож­но дей­стви­тель­но рас­смат­ри­вать как поли­ти­че­ское заве­ща­ние Лени­на, тот писал о том, что прой­дет 50–60 лет, преж­де чем кре­стья­не на сво­ем соб­ствен­ном опы­те при­дут к ком­му­низ­му. Ста­лин же захо­тел сде­лать это за два года. В резуль­та­те он уни­что­жил совет­ское сель­ское хозяй­ство, кото­рое и сей­час еще не под­ня­лось. С дру­гой сто­ро­ны, когда Ста­лин гово­рил в 1931 году: «Если мы не будем про­из­во­дить 10 мил­ли­о­нов тонн ста­ли в год, то мень­ше чем за 10 лет нас раз­да­вят», он был прав. Деся­ть лет, то есть, 1941 год. Если бы он тогда не совер­шил то неве­ро­ят­ное уси­лие, кото­рое, дей­стви­тель­но, с чело­ве­че­ской точ­ки зре­ния сто­и­ло очень доро­го, мы бы сей­час жили еще в эпо­ху Освен­ци­ма.

…Очень лег­ко гово­рить зад­ним чис­лом: нуж­но было сде­лать то-то, не хва­та­ло того-то. К сожа­ле­нию, доро­га исто­рии, как гово­рил Ленин, это не Нев­ский про­спект. И в опре­де­лен­ных исто­ри­че­ских усло­ви­ях сна­ча­ла нуж­но делать то, что необ­хо­ди­мо, даже если это будет сто­ить боль­ших чело­ве­че­ских уси­лий. Я счи­таю, что с чело­ве­че­ской точ­ки зре­ния ста­ли­низм сто­ил нам очень доро­го, но надо так­же ска­зать и о том, что если Евро­па сво­бод­на сего­дня, так это бла­го­да­ря Ста­лин­гра­ду» («Зав­тра», ? 8 (221), 1998 г).

Андре Жид (Франция)

«Ста­лин, несо­мнен­но, обна­ру­жил боль­шую про­ни­ца­тель­но­сть, когда все свои уси­лия в первую голо­ву и рань­ше все­го отда­вал Крас­ной Армии; собы­тия самым оче­вид­ным обра­зом под­твер­ди­ли его право­ту; и отны­не почти не име­ет зна­че­ния, что достиг­ну­то это было бла­го­да­ря пре­не­бре­же­нию все­ми дру­ги­ми сфе­ра­ми жиз­ни.

Раз­ве не любо­вь к род­ной зем­ле и лич­ной соб­ствен­но­сти, а часто и рели­ги­оз­ное чув­ство, в гораз­до боль­шей сте­пе­ни, неже­ли упря­мая при­вер­жен­но­сть марк­сист­ским тео­ри­ям, сде­ла­ли рус­ские силы столь храб­ры­ми и побе­до­нос­ны­ми? Ста­лин хоро­шо это понял и дока­зал, что понял, когда сно­ва открыл церк­ви. Одна­ко я думаю, что очень ско­ро будет при­зна­на обос­но­ван­но­сть моих обви­не­ний; осо­бен­но обви­не­ния СССР в том, что там угне­те­на мысль. Все, ска­зан­ное мною об этом, оста­ет­ся вер­ным, и по образ­цу СССР подоб­ное угне­те­ние начи­на­ет осу­ществ­лять­ся во Фран­ции. Любая некон­фор­мист­ская мысль ста­но­вит­ся подо­зри­тель­ной и тут же под­ле­жит раз­об­ла­че­нию. Царит, или по край­ней мере пыта­ет­ся царить, тер­рор. Отны­не суще­ству­ет лишь полез­ная исти­на; то есть пре­об­ла­да­ет и тор­же­ству­ет повсю­ду, где может, полез­ная ложь. Одни «бла­го­на­ме­рен­ные» полу­чат пра­во на выра­же­ние сво­их мыс­лей. Что до всех про­чих, то пусть помал­ки­ва­ют, а не то… Нет сомне­ний, что побе­дить нацизм мож­но было лишь бла­го­да­ря анти­на­цист­ско­му тота­ли­та­риз­му; но зав­тра важ­нее все­го ока­жет­ся борь­ба с этим новым кон­фор­миз­мом» (Ж и д А. Из днев­ни­ка. 1939–1949).

Уинстон Черчилль (Великобритания)

«Боль­шим сча­стьем было для Рос­сии, что в годы тяже­лей­ших испы­та­ний стра­ну воз­гла­вил гений и непо­ко­ле­би­мый пол­ко­во­дец Ста­лин. Он был самой выда­ю­щей­ся лич­но­стью, импо­ни­ру­ю­щей наше­му измен­чи­во­му и жесто­ко­му вре­ме­ни того пери­о­да, в кото­ром про­хо­ди­ла вся его жиз­нь.

Ста­лин был чело­ве­ком необы­чай­ной энер­гии и несги­ба­е­мой силы воли, рез­ким, жесто­ким, бес­по­щад­ным в бесе­де, кото­ро­му даже я, вос­пи­тан­ный здесь, в Бри­тан­ском пар­ла­мен­те, не мог ниче­го про­ти­во­по­ста­вить. Ста­лин преж­де все­го обла­дал боль­шим чув­ством юмо­ра и сар­каз­ма и спо­соб­но­стью точ­но вос­при­ни­мать мыс­ли. Эта сила была настоль­ко вели­ка в Ста­ли­не, что он казал­ся непо­вто­ри­мым сре­ди руко­во­ди­те­лей госу­дар­ств всех вре­мен и наро­дов.

Ста­лин про­из­вел на нас вели­чай­шее впе­чат­ле­ние. Он обла­дал глу­бо­кой, лишен­ной вся­кой пани­ки, логи­че­ски осмыс­лен­ной муд­ро­стью. Он был непо­бе­ди­мым масте­ром нахо­дить в труд­ные момен­ты пути выхо­да из само­го без­вы­ход­но­го поло­же­ния. Кро­ме того, Ста­лин в самые кри­ти­че­ские момен­ты, а так­же в момен­ты тор­же­ства был оди­на­ко­во сдер­жан и нико­гда не под­да­вал­ся иллю­зи­ям. Он был необы­чай­но слож­ной лич­но­стью. Он создал и под­чи­нил себе огром­ную импе­рию. Это был чело­век, кото­рый сво­е­го вра­га уни­что­жал сво­им же вра­гом. Ста­лин был вели­чай­шим, не име­ю­щим себе рав­но­го в мире, дик­та­то­ром, кото­рый при­нял Рос­сию с сохой и оста­вил ее с атом­ным воору­же­ни­ем.

Что ж, исто­рия, народ таких людей не забы­ва­ют»
(Чер­чилль У. Речь в пала­те общин 21 декаб­ря 1959 года, в день 80-летия Ста­ли­на).

В заключение – реакция самого Сталина на похвалу Черчилля.

После окон­ча­ния Вто­рой миро­вой вой­ны в День Вели­кой Октябрь­ской соци­а­ли­сти­че­ской рево­лю­ции Уин­стон Чер­чилль выра­зил похва­лу Иоси­фу Ста­ли­ну, одна­ко, лидер СССР отре­а­ги­ро­вал на его сло­ва совсем не так, как ожи­дал Чер­чилль и боль­шин­ство дру­гих поли­ти­ков.

Гово­ря о И.В. Ста­ли­не, У. Чер­чилль заявил 7 нояб­ря 1945 г. в бри­тан­ском пар­ла­мен­те: «Я лич­но не могу чув­ство­вать ниче­го ино­го, поми­мо вели­чай­ше­го вос­хи­ще­ния, по отно­ше­нию к это­му под­лин­но вели­ко­му чело­ве­ку, отцу сво­ей стра­ны, пра­вив­ше­му судь­бой сво­ей стра­ны во вре­ме­на мира и побе­до­нос­но­му защит­ни­ку во вре­мя вой­ны. Даже если бы у нас с Совет­ским пра­ви­тель­ством воз­ник­ли силь­ные раз­но­гла­сия в отно­ше­нии мно­гих поли­ти­че­ских аспек­тов — поли­ти­че­ских, соци­аль­ных и даже, как мы дума­ем, мораль­ных, — то в Англии нель­зя допус­кать тако­го настро­е­ния, кото­рое могло бы нару­шить или осла­бить эти вели­кие свя­зи меж­ду дву­мя наши­ми наро­да­ми, свя­зи, состав­ля­ю­щие нашу сла­ву и бед­но­сть в пери­од недав­них страш­ных кон­вуль­сий».

В.М. Моло­тов дал ука­за­ние опуб­ли­ко­вать в газе­те «Прав­да» – цен­траль­ном орга­не ЦК ВКП (б) – изло­же­ние речи бри­тан­ско­го поли­ти­ка. Про­чи­тав газе­ту, И.В. Ста­лин теле­гра­фи­ро­вал из Сочи, где он нахо­дил­ся в отпус­ке, в Моск­ву В.М. Моло­то­ву, Г.М. Мален­ко­ву, Л.П. Берия, А.И. Мико­я­ну 10 нояб­ря: «Счи­таю ошиб­кой опуб­ли­ко­ва­ние речи Чер­чил­ля с вос­хва­ле­ни­ем Рос­сии и Ста­ли­на. Вос­хва­ле­ние это нуж­но Чер­чил­лю, что­бы успо­ко­ить свою нечи­стую сове­сть и замас­ки­ро­вать свое враж­деб­ное отно­ше­ние к СССР, в част­но­сти, замас­ки­ро­вать тот факт, что Чер­чилль и его уче­ни­ки из пар­тии лей­бо­ри­стов явля­ют­ся орга­ни­за­то­ра­ми англо-аме­ри­ка­но-фран­цуз­ско­го бло­ка про­тив СССР. Опуб­ли­ко­ва­ни­ем таких речей мы помо­га­ем этим гос­по­дам. У нас име­ет­ся тепе­рь нема­ло ответ­ствен­ных работ­ни­ков, кото­рые при­хо­дят в теля­чий вос­торг от похвал со сто­ро­ны Чер­чил­лей, Трум­энов, Бирн­сов и, наобо­рот, впа­да­ют в уны­ние от небла­го­при­ят­ных отзы­вов со сто­ро­ны этих гос­по­да. Такие настро­е­ния я счи­таю опас­ны­ми, так как они раз­ви­ва­ют у нас угод­ни­че­ство перед ино­стран­ны­ми фигу­ра­ми. С угод­ни­че­ством перед ино­стран­ца­ми нуж­но вести жёсто­кую борь­бу. Но если мы будем и впредь пуб­ли­ко­вать подроб­ные речи, мы будем этим насаж­дать угод­ни­че­ство и низ­ко­по­клон­ство. Я уже не гово­рю о том, что совет­ские лиде­ры не нуж­да­ют­ся в похва­лах со сто­ро­ны ино­стран­ных лиде­ров. Что каса­ет­ся меня лич­но, то такие похва­лы толь­ко коро­бят меня».

В.М. Моло­тов отве­тил немед­лен­но: «Опуб­ли­ко­ва­ние сокра­щён­ной речи Чер­чил­ля было раз­ре­ше­но мною. Счи­таю это ошиб­кой. Во вся­ком слу­чае, её нель­зя было пуб­ли­ко­вать без Ваше­го согла­сия».