Пре­по­да­ва­те­ля ака­де­мии Гене­раль­но­го шта­ба РККА, авто­ра свы­ше ста науч­ных тру­дов по воен­но-инже­нер­но­му искус­ству и воен­ной исто­рии, про­фес­со­ра, док­то­ра воен­ных наук, сроч­но при­влек­ли к госу­дар­ствен­ной важ­но­сти делу, когда ста­ло оче­вид­но, что до вой­ны с фашист­ской Гер­ма­ни­ей оста­ют­ся счи­тан­ные дни.

«Здрав­ствуй­те… Ляля и мама!

Пишу вам пись­мо. Вид у меня, как у Льва Тол­сто­го, когда он писал «Анну Каре­ни­ну». Ну, Лялюш­ка, сей­час 14 часов. Ты, веро­ят­но, стра­да­ешь на экза­ме­не, я усерд­но о тебе думаю, при­том так настой­чи­во, что пятер­ка обес­пе­че­на.

Веро­ят­но, из Мин­ска я ско­ро уеду. По воз­мож­но­сти буду писать еже­днев­но, хотя твер­до не обе­щаю. Не знаю, как поз­во­лит вре­мя и место…

Папа.

9 июня 1941 года».

«Здрав­ствуй­те, бабуш­ка, мама и дет­ки!

Сего­дня полу­чил первую весточ­ку-теле­грам­му от Ляли. Я ей послал теле­грам­му 15.6 и поже­лал успе­ха, рас­счи­ты­вая, что этим я отцов­ский долг выпол­нил. В ответ полу­чил теле­грам­му с прось­бой теле­гра­фи­ро­вать и обя­за­тель­но 16-го (то есть в день экза­ме­на. – «ВПК») об «отлич­но». При­шлось мне спеш­но бежать на теле­граф. Я ско­ро пере­ко­чую в Бело­сток, но вы мне попы­тай­тесь писать по ста­ро­му адре­су. Я попро­шу здесь мои пись­ма пере­сы­лать. Живу я тихо-мир­но, вер­нее, не живу, а целый день тря­сусь на маши­не. У меня боль­шая, хоро­шая ком­на­та, так что жить и рабо­тать хоро­шо. Кру­гом сад, цве­ты и пол­ная тиши­на. Ну, мои доро­гие, сей­час уже 2 часа ночи, а вста­вать мне надо в 7 часов, при­чем меня ник­то не будит, и обо всем мне надо поза­бо­тить­ся само­му. Я вам пишу доста­точ­но акку­рат­но, напи­ши­те и вы мне. Пока – покой­ной ночи. Креп­ко всех целую. Пого­да у нас сто­ит удо­вле­тво­ри­тель­ная, ни теп­ло – ни холод­но. Пере­па­да­ют дожди. Покой­ной ночи. Любя­щий вас всех – папа.

17 июня 1941 года».

Когда это пись­мо при­ш­ло в Моск­ву, там, отку­да оно было посла­но, уже полы­ха­ла вой­на. Боль­ше вестей не было. Дочь Еле­на напи­са­ла гене­ра­лу Васи­лию Морд­ви­но­ву – дав­не­му дру­гу семьи. Умо­ля­ла сооб­щить прав­ду, какой бы жесто­кой она ни была. Морд­ви­нов отве­тил теп­лым, обод­ря­ю­щим пись­мом: «Я гово­рил с сот­ня­ми людей и для меня ясно, что ник­то уби­тым или ране­ным папу не видел… Я не допус­каю, что­бы такой чело­век про­пал ни за грош, ни за копей­ку».

Про­шло еще три года отча­я­ния, неиз­вест­но­сти, надеж­ды. Вес­ной 1945-го Еле­на окон­чи­ла с отли­чи­ем Выс­шее инже­нер­но-тех­ни­че­ское учи­ли­ще. В тот же год окон­чи­ла с золо­той меда­лью шко­лу вто­рая дочь Дмит­рия Михай­ло­ви­ча – Татья­на. Сыну Алек­сею пред­сто­я­ло учить­ся в деся­том клас­се.

Вес­ной 1945-го в бер­лин­ских кан­це­ля­ри­ях было обна­ру­же­но отно­ше­ние управ­ле­ния инже­нер­ных вой­ск гит­ле­ров­ской армии в геста­по. «Этот круп­ней­ший совет­ский фор­ти­фи­ка­тор, кад­ро­вый офи­цер ста­рой рус­ской армии, чело­век, кото­ро­му пере­ва­ли­ло за шесть­де­сят лет, ока­зал­ся насквозь зара­жен­ным боль­ше­вист­ским духом, фана­ти­че­ски пре­дан­ным идее вер­но­сти, воин­ско­му дол­гу и пат­ри­о­тиз­му…» Речь шла о гене­рал-лей­те­нан­те Кар­бы­ше­ве. Он попал в плен тяже­ло кон­ту­жен­ный. Но сло­мить гене­ра­ла не уда­лось ни посу­ла­ми, ни угро­за­ми.

“Этот кад­ро­вый офи­цер ста­рой рус­ской армии ока­зал­ся насквозь зара­жен боль­ше­вист­ским духом”

Подвиг Кар­бы­ше­ва вошел в леген­ду.