3 апреля художественный руководитель театра «У Никитских ворот» режиссер Марк Розовский отмечает 80-летие. На сцене в этот юбилейный день драматург представит новую биографическую пьесу «Папа, мама, я и Сталин». В интервью ТАСС Розовский поделился размышлениями о премьере, будущем и настоящем государственных театров.
ИТАР-ТАСС
— Марк Григорьевич, расскажите, пожалуйста, о новой пьесе, которую вы покажете зрителю 3 апреля. О чем она?
— Этот спектакль создан на документальной основе, как практически все мои последние пьесы. Наше время настолько остросюжетное, что просится на сцену очень многое из того, что происходит вокруг нас каждый день. Нового в этом подходе нет, так работала вся русская классика, если так можно нескромно выразиться.
Интересна сама по себе история получения документов из архивов спецслужб. Некоторое время назад осуществлялась программа «Возвращенные имена», благодаря которой все дети репрессированных и реабилитированных людей — а это миллионы человек — получили право ознакомиться с делами своих родителей и родственников, пострадавших во время сталинских репрессий.
Осуществление гуманистической программы было огромной и очень непростой работой: в нее были включены спецслужбы, которые владеют всеми архивами НКВД. Тогда я обратился к своему другу юристу, который написал от моего имени официальное письмо в соответствующие органы для получения архивных документов.
В один прекрасный день раздался звонок: «С вами говорят из Комитета госбезопасности». Я испытал некоторый трепет. При этом очень любезный голос сообщил, что дело моего отца на Лубянке и я могу прийти на Кузнецкий Мост в читальный зал.
Два месяца проходил туда как на работу. Получил несколько томов дела отца, которое из Камчатского архива НКВД прислали в Москву. Каждую страницу этого молчаливого чтения я осыпал внутренними и настоящими слезами, я читал документ эпохи.
Дело было большое — несколько папок, некоторые страницы были запечатаны сургучом. Когда я спросил главного архивиста этой организации Василия Христофорова, почему же я не могу прочитать некоторые главы, он мне сказал, что это касается третьих лиц. Что за третьи лица, думал я…
И понял, что, видимо, это были доносы или протоколы пыток. Суть мне была ясна из открытых частей томов, даже имена доносчиков я там увидел. Все это изучил и понял самое главное — отец мой не признался ни в чем и остался жив. Все это вошло в пьесу. Смотрите ее и размышляйте.
Что еще важно сказать? Конечно, я занимался историей своей семьи, но главным для меня было в работе и над книгой, и над пьесой вовсе не желание навязать свою историю обществу в 2017 году, а прежде всего желание распознать механизмы той эпохи. Моя история частная, крупинка, но таких историй миллион.
И я не один, кто восстановил ее в произведениях. Есть в «Современнике» спектакль «Крутой маршрут». Есть великий Александр Солженицын как первоисточник, он был первым, кто заговорил на эту тему в нашей стране.
Почему я обратился к этой теме? Сегодня, когда возникли поразительные тенденции, когда в обществе слышна поддержка сталинизма, меня это взволновало. Я стою на определенных гражданских позициях.
Пытаюсь с помощью правды — а что может быть правдивее документа — представить обществу свою личную историю. Когда мы говорим о репрессиях, расстрелах, о том, что произошло, когда задумываешься над документами, ты приходишь к выводу, что сталинщина — это еще и разрушение семей репрессированных, безотцовщина, это несчастье, которое пришло в дом практически к каждому. Жизни всех близких репрессированных были разрушены.
— Марк Григорьевич, давайте поговорим о дне сегодняшнем. Вы руководите гостеатром в самом сердце Москвы долгие годы. Как сейчас живет этот уникальный культурный институт?
— Я руковожу гостеатром с 1991 года, уже 26 лет. Сегодня сам институт гостеатра подвергается большим нападкам, есть тенденция к его разрушению. Гостеатр пришел в нашу жизнь, в наш социум, который целиком строится на рыночных отношениях. Совершенно уникальное явление — ни в одном государстве мира нет 800–900 гостеатров, получающих дотацию от государства. При этом государство нам говорит — работайте в бесцензурном пространстве.
Многие в нашей театральной сфере озабочены тем, чтобы разрушить этот самый гостеатр. И гостеатр волей-неволей разваливается. С каждым годом его тяжелее держать и тем более руководить.
Хочу подчеркнуть, гостеатры России — это сокровищница великой русской культуры, это великое достижение, и в этом наше колоссальное отличие, нельзя этого терять ни в коем случае. Общество заинтересовано в том, чтобы культура развивалась, а обязанность государства — поддерживать культуру в нашей стране, и не с помощью остаточного принципа, а нужно создать условия.
Какие же условия? Скажу. Примите нормальный закон о меценатстве, в котором появится самое главное — бизнесу будут положены льготы, если они будут давать деньги на культуру. Сейчас бизнес занимается не меценатством, а благотворительностью.
Кому дадут, а кому не дадут, как на паперти, кому-то дадут много, кому-то ничего, потому у нас и развелись «театры-олигархи», «театры среднего класса» и «театры-бомжи». Я горжусь, что руковожу гостеатром, потому что возможности с точки зрения культуры превосходят любые другие формы театрального дела. Я могу делать ансамбль! Театр — это храм, театр — это гнездо, это коллектив единомышленников! Мы выстрадали эту систему координат.
— Марк Григорьевич, вы закончили журфак МГУ и даже работали в СМИ, расскажите, пожалуйста, про свой творческий путь в профессию театрального режиссера?
— У меня был свой путь, своя история. Я пошел в ГИТИС и даже прошел до третьего тура, но меня туда не приняли. Много позже я стал профессором этого уважаемого вуза и шутил, мол, не взяли, а теперь-то я вам отомстил!
Поступил на журфак, делал капустники, много читал. Мне очень повезло в этом смысле. По сей день я горжусь тем, что поставил огромное количество русских классиков. В своем театре я поставил 130 пьес.
После журфака работал на радио редактором, работал в журнале «Юность» — возглавлял отдел сатиры и юмора. Окончил высшие сценарные курсы, учился у классика драматургиии Алексея Арбузова, 12 лет существовала студия «Наш дом», которою мы создали вместе с Аликом Аксельродом и Ильей Рутбергом.
Мы все объединились и решили делать серьезный театр эстрадных форм. Когда-то я прочитал у Всеволода Мейерхольда, что будущее театра принадлежит дилетантам и театру эстрадных средств. Когда прочитал, чуть не подпрыгнул от счастья, ведь студия «Наш дом» и была в том числе театром эстрадных средств!
Это был театр, в котором я ставил Гоголя, Алексея Толстого, Салтыкова-Щедрина. Это был театр, где литература преображалась в визуально богатое зрелище, это был эксперимент, это были находки не только мои, но и коллективные. Это были мои университеты…
Когда я пришел в Большой драматический театр к Георгию Товстоногову, у меня уже был колоссальный опыт постановочный. При этом я не был тарифицированным режиссером, не имел театрального образования, я был, по сути, прохожий, которого он взял. Он протянул мне руку, я считаю его своим учителем. Мне повезло выявить свой талант, и в этом меня поддержал Товстоногов.
— Сегодня в театральной среде говорят о новой идее грантового финансирования театров, как вы считаете, получит ли она поддержку среди руководства гостеатров?
— Художественный мир театра требует равенства возможностей, театр на 200 мест и театр с императорской сценой на 800 мест должен представить зрителю одинаково достойные декорации, первоклассных, хорошо оплачиваемых актеров. А гранты? Ну смотря какие гранты… Но ведь гранты можно кому-то давать, а кому-то и не давать?
Не дали — театр погиб, это способ угробить… Тогда уменьшится количество театров в Москве. Общество будет обмануто, ведь мы называем себя театральной столицей мира! Надеюсь на дальнейшую поддержку театров государством.
Беседовали Игорь Векслер и Александра Урусова