«Советская культура» публикует интервью Сергея Михалкова западногерманскому журналу «Шпигель», обратившемуся к писателю с просьбой ответить на ряд вопросов. Интервью было напечатано в №6 этого журнала от 4 февраля 1974 года.
«Шпигель»: Господин Михалков, советская печать, радио и телевидение резко критикуют Солженицына. Что волнует вас в его новой книге «Архипелаг Гулаг»? Он оскорбил Советский союз или, может быть, исказил исторические факты?
С. Михалков: Ничто не может меня волновать в книге господина Солженицына «Архипелаг Гулаг». Я не вижу в ней художественных достоинств, но вот оскорбить мою страну и исказить историческую действительность ему удалось. Как, впрочем, это удавалось Солженицыну во многом, что выходило из-под его пера в последние годы.
Но я не могу оставаться равнодушным, молчаливым свидетелем того, как г-н Солженицын издевается над советским обществом и советским строем. Он не видит в истории моей страны ничего, кроме тюрем и лагерей. И изображает Советский Союз как одну большую тюрьму, а народ — в виде толпы бессловесных, покорных рабов. Г-н Солженицын заливает одной лишь черной краской все, во имя чего совершалась Октябрьская революция 1917 года, во имя чего советский народ понес такие неслыханные жертвы во время второй мировой войны. По моему убеждению, делает он это сознательно, ибо сам стоит в одном ряду с теми, кто не принимает наш социалистический строй, с теми, для кого Октябрьская революция явилась личной трагедией, а не великой народной победой.
У каждого народа есть свои герои и свои предатели. Встав на путь предательства, г-н Солженицын, как мне кажется, понял, что только этот путь, а не подлинная литература, которая всегда служит народу, может привлечь к нему внимание, надеть на него терновый венец «мученика» и «пророка», бесстрашно и безнаказанно вещающего на весь мир о несостоятельности советского образа жизни.
Г-н Солженицын добился своего. Прежде всего он привлек к себе внимание реакционных кругов. И скоро стало ясно, что означенный «мученик» является всего-навсего политической марионеткой, и я хорошо себе представляю, кто держит в руках те ниточки, которые приводят в движение язык и перо г-на Солженицына.
«Шпигель»: В книге ведь в первую очередь критикуются злодеяния Сталина, которые были разоблачены вашими коллегами-писателями, и они, писатели, не стали оппозиционерами Советского Союза. Вы предпочитаете умеренную критику и не хотите полного расчета с прошлым?
С. Михалков: Начну с того, что Коммунистическая партия Советского союза сама во всеуслышание осудила серьезные ошибки, допущенные в период культа личности Сталина. Многие советские литераторы действительно писали в своих произведениях о нарушениях социалистической законности, имевших место в те времена. И они не стали врагами Советского союза, потому что исходили из верной, объективной оценки и прошлого, и настоящего. И даже трудная судьба некоторых писателей, на себе испытавших тяжесть несправедливых обвинений, не заслонила от них правду нашей жизни — не озлобила их, не сделала их «солженицыными», ибо они, как и весь народ, верят, что то, что было, никогда больше не повторится. И у нас нет никаких оснований снова и снова возвращаться к самобичеванию.
Что касается умеренной критики, то считаю, что таковой вообще нет. Есть критика объективная и есть критика тенденциозная, злобная, клеветническая. Я — за объективную критику, за критику позитивную. По поводу полного расчета с прошлым скажу, что это — не чье-нибудь, а наше прошлое со всеми его достижениями, победами и недостатками. И советский человек вовсе не собирается его перечеркивать, потому что он горд тем, чем стала сегодня его страна, его Родина.
Я, к примеру, хорошо понимаю чувства истинного немца, который гордится своей землей, несмотря на то, что на ней происходило в разные времена. Вряд ли ему пришлась бы по душе книга, в которой о его народе было бы написано столь пренебрежительно, столь желчно, как это сделал, например, г-н Солженицын в своей пьесе «Пир победителей» о русском народе.
«Шпигель»: Сводится ли возмущение также к тому, что Солженицын утверждает, что террор во времена Сталина якобы начался в СССР еще при Ленине?
С. Михалков: Любая революция, как известно, — дело не бескровное. Народ, берущий в руки власть, действует тем же оружием, каким действует его враг, защищающий свои интересы. Русская революция 1917 года дала народу не только идеи, но и право защищать эти идеи с оружием в руках.
Г-н Солженицын называет террором революционную классовую борьбу трудящихся. А как тогда назвать методы, которыми действовали интервенты четырнадцати держав, Деникин, Колчак, Махно, Петлюра, Корнилов и прочие враги новой рабоче-крестьянской власти? Не они ли, объявив белый террор, сжигали в паровозных топках и закапывали живьем в землю свои жертвы, не они ли вешали беззащитных на городских фонарях; выкалывали глаза, расстреливали без суда и следствия, пытали людей только за то, что эти люди решили на век покончить с царским самодержавием?
Читая сегодня Солженицына, невольно приходишь к мысли, что на заре Советской власти красное знамя было бы не его знаменем.
Бесспорно, что молодая Советская республика не могла бы отстоять себя одними лозунгами. И нас не может не возмущать провокационная оценка революционных событий в России, к которой прибегает г-н Солженицын.
«Шпигель»: Хрущев, который сам осудил злодеяния Сталина, разрешил Солженицыну напечатать в Советском Союзе его первую книгу «Один день Ивана Денисовича». Почему ему не разрешают издавать его последующие произведения на его родине?
С. Михалков: Мне думается, что и Хрущев, если бы ему довелось читать последующие произведения г-на Солженицына, воздержался бы от их публикации. Если первая повесть Солженицына еще представляла некоторый интерес новизной темы, попыткой автора раскрыть характер невинно осужденных простых людей, безропотно подчинившихся своей судьбе, то последующие произведения Солженицына от одного к другому все откровеннее давали понять о непринятии автором самого существа советского общества. Встав на этот путь и подкрепляя свою позицию всевозможными открытыми письмами и заявлениями, дискредитирующими советскую действительность, г-н Солженицын в конце концов откровенно перешел в лагерь реакции, в антисоветский лагерь.
Естественно, что произведения такого автора было бы по меньшей мере странно издавать в нашей стране, в народных издательствах, на народные деньги.
«Шпигель»: В «Литературной газете» Солженицын был назван литературным власовцем и антисоветчиком. Эти упреки оправданны?
С. Михалков: Генерал-предатель Власов возглавляя отряды, сражавшиеся на стороне гитлеровской армии против советского народа во время второй мировой войны. Этих изменников, сменивших форму солдат Советской Армии на мундиры «освободителей России», народ прозвал «власовцами».
Солженицын сегодня фактически находится в рядах подобных «освободителей». И, на мой взгляд, он с полным основанием может быть назван литературным власовцем.
«Шпигель»: С советской стороны Солженицын и западная печать подвергаются критике за то, что они опубликованием книги «Архипелаг Гулаг» и статьями в связи с этим опубликованием хотят помешать политике советского Союза в деле разрядки международной напряженности. Эта логика нам непонятна. Одно другое не исключает?
С. Михалков: Возня на Западе вокруг Солженицына и его новой книги, судя по ее масштабам, явно подготовлена и организована. Это видно невооруженным глазом. А раз это так, значит, она кому-то нужна.
Я не думаю, что все солженицыны вместе взятые могут существенно помешать процессу разрядки международной напряженности. Но некоторым политическим кругам, по-видимому, выгодно привлечь внимание к произведению человека, живущего в СССР и якобы правдиво рисующего картину жизни в стране, где «попраны человеческие права» и миролюбивые отношения с которой якобы противоречат интересам западных государств. Я не думаю, чтобы «Шпигель», публикуя отрывки из книги «Архипелаг Гулаг», стремился вызвать симпатии у своих читателей к Советскому Союзу и тем самым, к примеру, увеличить приток туристов из ФРГ в СССР.
Советские писатели вместе со всеми гражданами моей страны отлично видят провокационный характер нового выступления г-на Солженицына. И наше возмущение этой очередной антисоветской провокацией вполне оправданно.
«Шпигель»: Какие цели преследуют журналисты и литераторы вашей страны, остро критикуя Солженицына? Великий Советский Союз может не бояться какого-то Солженицына.
С. Михалков: Поскольку западные средства информации широко пропагандируют клеветнические взгляды Солженицына, живущего в СССР, постольку советские писатели и журналисты считают своим долгом дать свою оценку и произведению, и поведению Солженицына.
Если бы автор «Архипелага Гулаг» жил где-нибудь в Цюрихе, где имеет контору его адвокат, то вряд ли его фигура привлекла бы внимание советской общественности. В кругу себе подобных по ту сторону советской границы он не был бы более заметен, чем другие литераторы-антисоветчики. Подозреваю, что в этом случае г-ну Солженицыну пришлось бы долго обивать пороги издательств со своими рукописями. И цена им была бы другая.
Вы спрашиваете, боимся ли мы Солженицына. Мы его не боимся, но он нам надоел.
«Шпигель»: Вы думаете, Солженицын отвергает все, что дала Октябрьская революция. Как могло произойти, что убежденный коммунист превратился в антикоммуниста? Может быть, исключение его из Союза писателей и его изоляция были ошибкой?
С. Михалков: У меня нет сомнений в том, что советский строй и политика нашей Коммунистической партии чужды Солженицыну. Вот почему он отвергает или не замечает, или не хочет видеть то, что дал Великий Октябрь нашему народу. Убежденный коммунист не может стать антикоммунистом. Коммунистом Солженицын никогда не был… Об этом убедительно говорит его истинное лицо. Ошибкой было не исключение Солженицына из Союза писателей СССР, а его преждевременный прием в члены союза.
«Шпигель»: Солженицын убежден, что его «Архипелаг Гулаг» будет когда-нибудь издан и в Советском Союзе. Вы верите в это?
С. Михалков: А зачем?
***
На вопрос «Советской культуры» об отношении к Указу Президиума Верховного совета СССР о лишении А. Солженицына советского гражданства Сергей Владимирович Михалков ответил:
«Как известно, 13 февраля с. г. Солженицын был выдворен за пределы Советского Союза и попал наконец в ту питательную среду, которая его в течение ряда лет последовательно подстрекала и активно поддерживала. В нынешних условиях на реакционном идеологическом рынке этот политический отщепенец представляет собой в определенном смысле уже «уцененный товар». Мы были свидетелями его морального и гражданского падения, и нет сомнения в том, что рано или поздно мы явимся очевидцами его неминуемого, бесславного забвения: он так или иначе будет вынужден разделить судьбу многих иждивенцев международного антисоветизма».
«Советская культура» 19 февраля 1974 г.